Небо плакало холодным осенним дождем и Дину тоже хотелось заплакать, даже завыть. Как маленькому. От несправедливости жизни и невозможности эту несправедливость отменить. Уже в тот момент, когда приемная мама не стала стричь ему волосы, как делала каждый месяц, он заподозрил неладное. За длинными волосами труднее ухаживать, а на дворе лето, много работы и пыль. Придется тратить больше мыла вечером и дольше собираться по утрам. Но мама лишь погладила его по голове на все возражения и вздохнула. И во второй месяц его не подстригла, и в третий.
К началу осени волосы закрыли уши и почти доросли до плеч. Дин стал походить на девчонку и это злило его. Он решил подстричь себя сам. Взял без спроса ножницы, подошел к зеркалу и отхватил височную прядь почти под корень. Мама налетела на него коршуном, шлепнула в сердцах по затылку. Дин удивленно заморгал, приемные родители не били его, даже если шалил или рвал одежду. Они просто запирали его в темном чулане среди старых вещей на весь вечер. Дин это и за наказание не считал, ложился на пол и засыпал.
- Дин, прости меня. Мальчик мой, не трогай волосы, - мама заплакала. - Пусть растут.
- Мне так не нравится, мама, они мне мешают. Я уже взрослый, я могу сам решать.
- Ты взрослый, - мама прижала Дина к себе. Еще недавно они были одного роста, а сейчас Дин почти на голову перерос маму. - Слишком быстро ты вырос, мой мальчик. Слишком быстро. И очень красивым стал.
- Мама, - Дин отстранился и заглянул матери в лицо. - Почему ты плачешь? Я вырос, да, но это же хорошо. Я буду делать всю работу, дома и в поле. Вы с отцом можете отдохнуть. Вы не пожалеете, что взяли меня в сыновья.
- Сыночек. Мы не жалеем. Иди к себе. Вечером придет отец и мы поговорим.
К себе, это в маленький закуток, который приемные родители выгородили ему на чердаке, когда он начал подрастать. Внизу не было отдельной свободной комнаты, домик небольшой, общая проходная комната, спальня родителей и кухня. Дину на чердаке нравилось. Особая тишина и привычное одиночество. Окно располагалось почти на потолке. Если Дин запрокидывал голову, то казалось, что дождь вот-вот пробьет стекло и капли потекут по лицу. По утрам солнце щекотало ему нос.
Кто были его настоящие родители, Дин не знал. Из какого он клана, какого статуса и обеспеченности, даже не представлял. Помнил только, что слонялся с протянутой рукой по базарной площади, искал на помойках еду и одежду, а спал под прилавком. Торговцы гоняли его днем, ночью он мог устроиться на ночлег, где хотел. Сколько ему было тогда? Лет семь-восемь? Однажды в начале лета случилась облава, попрошаек поймали и вывезли из города. Ехали недолго. Вдоль дороги, сколько видел глаз, тянулись поля. Грузовик остановился возле леса и всех высадили.
Остальные бездомные были гораздо старше Дина и, дождавшись, когда машина скроется из вида, они побрели обратно в город, а Дин остался на поле. Одиночества он не боялся. Всегда оставался один. Его привлекал лес. Свежие запахи и новые звуки. Дин сообразил, что летом в лесу прожить будет легче. Он не помнил, чтобы кто-то его учил, но читать и писать он умел и про ягоды тоже знал. Сейчас еще рано, ягоды будут позже, а зеленая сочная трава уже выросла и притягивала глаз. Ее было особенно много в низинке, у ручья.
Дин нарвал травы, полную охапку, и уселся на бугорок под деревом, собираясь ее съесть, а потом поспать. Облава случилась ранним утром и Дин не выспался. Трава слегка кислила на языке и плохо жевалась, но другой еды все равно не было. Дину часто приходилось есть испорченную еду, а трава не может ведь быть испорченной. Тихое рычание не испугало, наоборот, Дин улыбнулся. Неподалеку стоял необычного светлого окраса волчонок и принюхивался. Желтые глаза, не мигая, смотрели на Дина. И на траву, которую Дин запихивал в рот.
