30 мая 1816 года
Беркли-сквер, 45
Лондонская резиденция герцога Ашбрука
Будучи мальчишкой, Гриффин Берри, единственный наследник виконта Монкриффа, не имел ни малейшего интереса к истории цивилизованной Англии. Он грезил о Британии давних времен, когда все мужчины были воителями и по побережьям хозяйничали викинги, представляя себя у кормила древнего парусника со свирепыми татуировками, как у античного шотландского воина.
Уже в восемнадцать он стал пиратом, а в двадцать два командовал собственным кораблем, которому дал имя «Летучий Мак». И пару лет спустя один только вид черного флага с кроваво-красным цветком ввергал в трепет матерых морских волков.
Никто и не догадывался, что свой корабль Гриффин назвал в честь жены, которую звали Поппи[1]. Также в ее честь он сделал у себя на щеке татуировку в виде макового цветка, хотя провел с ней всего лишь день и, говоря официальным языком, так и не консумировал брак.
И тем не менее он всегда испытывал определенное удовлетворение по поводу этого, пусть и незначительного, знака почтения к супруге. За годы, проведенные в море, Гриффин выработал собственный кодекс чести. Он никогда никому не стрелял в спину, никого не заставлял шагать по доске за борт и не позволял себе насильственных действий по отношению к женщинам. Более того, он быстро избавлялся от тех членов экипажа, которые полагали, будто грозная слава «Летучего Мака» дает им вольность потворствовать своим низменным наклонностям.
Следует, однако, отметить, что, согласно королевской амнистии, дарованной недавно ему и его кузену Джеймсу, герцогу Ашбруку, они определялись не как пираты, а как каперы.
Гриффин, конечно, понимал, что различие здесь незначительное. Хотя, по правде, последние семь лет они с Джеймсом ограничивались лишь нападением на пиратские и работорговые корабли, не трогая суда законопослушных коммерсантов. Но, в сущности, он как был, так и оставался пиратом. И теперь, вернувшись в Англию, не собирался притворяться, будто все это время рыскал по свету в напудренном парике и выплясывал кадриль на балах в заморских странах.
С другой стороны, Гриффин ничуть не сомневался, что его жена, которую он едва помнил, совсем не обрадуется, узнав, что она замужем за пиратом. Или пускай даже за капером.
Как на это ни смотри, он мало походил на джентльмена со своей хромотой и татуировкой, имея за плечами полтора десятка лет, проведенных в море. И, конечно же, ничем не напоминал того юного добропорядочного баронета, за которого Поппи была сосватана своим папашей.
Ему совсем не нравилась идея ввалиться в незнакомый дом где-нибудь в окрестностях Бата (он не имел ни малейшего представления, где именно проживает его жена) и заявить, что он является пропавшим мужем леди Берри. При этой мысли с губ Гриффина невольно сорвалась пара ругательств. Он даже ощутил нечто похожее на страх, хотя подобные эмоции не посещали его даже в разгар жесточайших морских сражений.
В тех битвах они с Джеймсом сражались вместе, плечом к плечу. Им многое пришлось повидать. И возможно, именно поэтому Гриффин предложил ему совершенно неразумное, не подобающее джентльмену пари, которое наверняка ужаснуло бы его респектабельного отца.
– Давай поспорим, кто из нас быстрее затащит в постель свою жену.
Джеймса, судя по виду, не особенно шокировало такое предложение, но он все же не преминул заметить:
– Это не в духе истинных джентльменов.
– Да ладно, – усмехнулся Гриффин. – Нам с тобой уже поздно претендовать на этот статус. Ты можешь сколько угодно изображать из себя герцога, но что касается джентльменства… Нет, ты не джентльмен.
