Когда-то, не очень давно, жили-были…
История эта начинается с кареты, которая не превратилась в тыкву, хотя и укатила с бала поздней ночью, и с доброй крестной, которая давным-давно потеряла свою подопечную – наверное, потому, что не была феей. Не обошлось здесь и без нескольких так называемых крыс, каждая из которых, должно быть, втайне мечтала надеть ливрею.
Ну и, конечно, ни одна сказка невозможна без бедной девушки – даже несмотря на то что наша героиня не умела танцевать и совсем не хотела выходить замуж за принца.
Но по-настоящему все началось с крыс.
Они окончательно потеряли совесть – так все говорили. Миссис Суоллоу, экономка, то и дело сетовала:
– Нет, это просто невозможно! Стоит человеку отвернуться, как несносные создания тут же принимаются грызть башмаки!
Да-да, именно в таких выражениях жаловалась она дворецкому, невозмутимому мистеру Черридерри.
– Вполне понимаю и разделяю вашу озабоченность, – отвечал джентльмен с несвойственными ему нотками раздражения в голосе. – Я и сам их не переношу. – Чего стоят эти острые носы! А писк по ночам! К тому же…
– А как ужасно едят! – перебила миссис Суоллоу. – Забираются на стол, прямо в тарелки!
– Да-да, едят из тарелок, – подтвердил мистер Черридерри. – Я видел собственными глазами, честное слово! Причем миссис Долтри при мне кормила их с рук!
Пронзительный крик экономки наверняка донесся бы до гостиной… если бы крысы не подняли оглушительный шум.
Ярроу-Хаус
Резиденция миссис Марианны Долтри, ее дочери Виктории и падчерицы мисс Кэтрин Долтри
Мисс Кэтрин Долтри, больше известная как Кейт, спрыгнула с седла, кипя праведным гневом.
Надо заметить, что подобное состояние вовсе не было для нее новым. Еще при жизни отца – а умер он семь лет назад – новоявленная мачеха нередко вызывала острое раздражение Кейт. Но что такое настоящий гнев, ей довелось узнать только после смерти отца, когда миссис Долтри, носившая титул всего несколько месяцев, стала полноправной хозяйкой поместья.
Арендаторов, которые родились и выросли в своих домах, заставили платить в два раза больше, чем прежде. Те же, у кого не хватало денег, могли убираться на все четыре стороны.
Урожай погибал на корню, а живые изгороди превращались в дикие заросли – все потому, что мачеха жалела денег на поддержание поместья в надлежащем состоянии. Наследство отца уходило на бесконечные наряды: новые платья, шляпки, кружева, рюшечки, воланчики и бантики… в таком количестве, что мачехе и сводной сестре не хватало дней в году, чтобы надеть все свое богатство хотя бы по одному разу.
Гости больше не встречали Кейт за общим столом. Отныне ее жизнь протекала в мансарде – в крошечной комнатке, где старая обшарпанная мебель вполне соответствовала положению падчерицы в огромном доме. Трудно было пережить ненависть к самой себе за малодушие – за то, что не находила сил уйти из дому и положить конец унижению. Да, настоящий гнев родился и вырос из одиночества, отчаяния и печальной уверенности в том, что отец беспомощно переворачивается в гробу.
Воинственно препоясав чресла, как сказал бы отец, Кейт решительным шагом поднялась на крыльцо.
– Добрый день, Черридерри, – поздоровалась она, как только старый верный дворецкий распахнул дверь. – Ты сегодня за лакея?
– Хозяйка отправила лакеев в Лондон, за доктором, – пояснил Черридерри. – Вернее, сразу за двумя.
– Не иначе как очередной приступ. – Кейт осторожно сняла расползавшиеся по швам перчатки. Было время, когда мачеху (в доме все звали ее хозяйкой) подозревали в симуляции болезни, однако после нескольких лет ложной тревоги и ночных криков о нападении разбойников, которые на деле оказывались всего лишь следствием дурного пищеварения, подозрения отпали сами собой.
