В наполненной не выше тюремного норматива камере Бутырки шла обычная жизнь, каждый из содержащихся в следственном изоляторе коротал время, как умел. Кто резался в «стирки» – карты, отгородившись на шконке занавесочкой, кто играл в нарды, кто смотрел телепередачи. В это время одновременно работали два телевизора. По одному шел футбольный матч; на экране второго телевизора гордо вышагивали манекенщицы, демонстрируя высокую французскую моду.
– У меня такая же в Саратове осталась, – зычно проговорил худосочный первоход в круглых очках-велосипедах.
– Если ноги от ушей, то и задница у нее вместо головы, – пробасил один из зрителей – любителей высокой моды.
– Пошел ты… – Очки-велосипеды блеснули.
– Куда? – тут же зло прозвучал вопрос.
Мгновенно воцарилась тишина. Все ждали, что же ответит очкарик. Даже картежники выглянули из-за занавески.
– Фильтруй базар, очкарик. Так куда ты его послать хочешь? – неожиданно произнес смотрящий хаты – сорокалетний Андрей Кувалов с погонялом Кувалда.
– В баню… – упавшим голосом произнес саратовец, в первый раз оказавшийся на бутырских нарах.
– Баня еще через три дня, – не стал настаивать на сатисфакции мужик, – в баню можно. Правда, лучше бы ты меня в другое хорошее место послал. Я бы не отказался.
– Вы «сеансов» насмотритесь, скоро и телевизор трахнете, – произнес Кувалда, отворачиваясь к стене.
Вся камера тут же взорвалась дурацким смехом. На воле от такой шутки никто бы, наверное, даже не улыбнулся.
В коридоре загремели ключи, и дверь камеры отворилась. Кувалда даже не повернулся.
– Кувалов, на выход, – лениво процедил сквозь зубы конвойный.
Кувалда, не выказывая удивления, неторопливо поднялся со шконки – сохранял достоинство. В камере, как в волчьей стае, только почуют слабость вожака, тут же повиноваться перестанут. А власть свою Кувалда держал железной рукой.
– Стоять, лицом к стене, – скомандовал конвойный.
Андрей Кувалов чуть медленнее, чем следовало, повернулся лицом к шершавой стене, заложил руки за спину. Железная дверь в камеру с грохотом затворилась.
Кувалова конвоировал парень в камуфляже, вооруженный дубинкой и баллоном со слезоточивым газом. Кувалда не спрашивал, куда и зачем его ведут, это одно из главных тюремных правил. За решеткой человек не принадлежит самому себе, куда ведут – туда и пошел, нет выбора.
Наконец конвойный распахнул дверь. За ней оказалось узкое и высокое, как стакан, помещение, всю меблировку которого составляли стол и два табурета, намертво прикрученные к полу. В таких кабинетах проходят допросы или встречи с адвокатами.
Андрей Кувалов опустился на табурет и положил перед собой руки на стол. Не сказав ни слова, конвойный вышел из комнаты.
Несколько секунд спустя дверь отворилась вновь, Кувалда даже не счел нужным обернуться.
– Здравствуйте, – услышал он спокойный мужской голос и тут же почувствовал, что в помещении запахло дорогим одеколоном.
– Здравствуйте, если не шутите. – Кувалда исподлобья глянул на элегантного мужчину в дорогом костюме, темно-синей рубашке и ярко-красном галстуке.
Позолоченные пуговицы поблескивали, отражая в себе лампочки. Лицо мужчины, умное и дородное, показалось Кувалову знакомым, но где и при каких обстоятельствах они встречались, вспомнить не смог. Знал наверняка, что вместе им сидеть не приходилось. Мужчина хоть и не чувствовал себя подавленным в тюрьме, но «домом родным» Бутырку наверняка не считал. Попытки поздороваться за руку не сделал. Взгляд его был немного брезгливым.
– Андрей Александрович, – вкрадчиво произнес он, – я ваш новый адвокат. Зовут меня Святослав Петрович Нардов.
И тут Кувалда припомнил, что уже не раз слышал об этом человеке. Среди бывалых зэков о нем рассказывали чудеса. Говорили, что этому юристу под силу составить любую бумагу. Что даже убийц он умеет вытаскивать под залог. Даже самые безнадежные дела принимали к пересмотру и костили по ним срок в два раза.
