Просящему у тебя дай…
Матф. 5, 42
Просил, так кланялся, а упросил, так бросил.
Поговорка
Куплет первый
Он был очень гордый красавец
И нищих всегда презирал.
Однажды он нищего встретил
И брата родного узнал.
За неделю Крахоборов сделал все, что было нужно в городе Саратове, и вот спускался по одной из лестниц к набережной – постоять над водой. На одном из поворотов лестницы, в углу, сидел грязный и оборванный нищий. В картузе – скомканная денежная бумажка и металлическая мелочь.
– Плохо подают, отец? – спросил Крахоборов, останавливаясь и закуривая.
– Такие, как ты, плохо. Больно богатые.
– Я не больно богат, я богат не больно, – возразил Крахоборов. И ему захотелось кинуть в картуз крупную купюру. На счастье этому убогому, да и себе. И он кинул бы, но нищий вдруг сказал:
– А у меня день рожденья сегодня!
– И сколько тебе?
– Сорок три! – заулыбался нищий черными обломками зубов. Всякая информация о своей личности для него всегда была смешной и удивительной. Когда о других, ничего особенного: ну, сорок три года человеку, бывает. А о себе как-то странно: сорок три, надо же, сколько на свете прожил и еще жив!
– Не врешь?
– Сорок три! Ровно четвертого мая! – сердито сказал нищий. Он не любил, когда ему не верили, если он говорил правду. Если он врал, а ему не верили, он тоже не любил, но сердился в таких случаях грозно, артистично. Сейчас же осерчал от души, поэтому даже как-то ненатурально. Но Крахоборов был знаток людей. Он поверил.
– Мне тоже сорок три!
– Ну и хорошо, – покладисто и равнодушно сказал нищий.
– Правда, только летом исполнится. Почти ровесники.
Крахоборов посмотрел на часы. До вечера далеко. До завтра, до отъезда, еще дальше.
– Вставай-ка, – сказал он нищему.
Нищий встал.
– Подошел бы в форме, – проворчал он. – А то идет в штатском, пойми его. Чего тебе с меня взять? Меня все знают, никто не трогает. Ты новый, что ль?
– Молчи, отец. Поедем отмечать твой день рождения. Взгляни вокруг. Весна, зелень, солнце, женщины, тебе всего сорок три, Вася.
– Юрий, – поправил нищий. – Как Гагарин.
– А фамилия не Гагарин?
– Фамилия в паспорте, – нищий полез за пазуху.
– Уволь, брат, – отгородился руками Крахоборов.
– Самощенко моя фамилия, – представился нищий, все держа руку в кармане и готовый подтвердить устное свое сообщение письменным документом.
– Ладно, Самощенко, ладно, Юрий. Стой тут.
Крахоборов поймал такси, усадил нищего, тот вяло упирался, будучи с утра, не похмелившись, слаб. Таксист недовольно морщился и воротил нос, Крахоборов приказал ему:
– В гостиницу «Словакия».
– Зачем? – спросил Юрий.
– Я там живу. И там, в ресторане, отметим твой день рождения.
– Стой, – сказал Юрий таксисту. Тот, впрочем, пока и не трогался с места.
– Если богатый, дай сколько-нибудь, – сказал Юрий. – На хрена мне в ресторан? А?
– Поехали, – сказал Крахоборов.
Куплет второй
И тут же заплакали оба,
Родимую вспомнили мать.
Не буду тебя я, братишка,
Теперь никуда отпускать.
Официант давно здесь работал, ко всему привык и был спокоен.
– Слушаю, – сказал он, одинаково глядя на Крахоборова и нищего. А верней, меж ними, в пространство.
– Коньяк армянский, хороший армянский, советский, у вас есть, я знаю, фрукты, зелень, сыр, черный хлеб, мягкое, но свежее масло, свежее масло, слышите меня?
– Слышу.
– Ну, ему мяса с картошкой, побольше. Мне… плоховато у вас готовят, однако…
– Как умеют.
– Мне… А давай тоже мяса, но хорошего давай, и картошку давай горочкой, желтенькую, пюре…
– И селедки, – произнес вдруг Юрий.
– И селедки, – согласился Крахоборов.
Оба с нетерпением ждали заказа. Крахоборову уже стало скучно, Юрий же вдруг почуял свою вонь и увидел свою рвань. Ему хотелось побыстрей пожрать и выпить на деньги этого психа и смыться.
