Глава 1. Аромат вишни и пыльной дороги
Воздух в Заливе Отрады был густым и соленым. Он обволакивал, как влажное одеяло, прилипал к коже и оставлял на губах вкус далеких странствий. Для Вероники этот воздух пах детством – летними каникулами у бабушки, пирогами с вишней и старыми книгами, страницы которых отсырели и покоробились от морской влаги.
Она стояла на краю пыльной проселочной дороги, ведущей от автобусной остановки к дому Лидии Петровны, и чувствовала себя героиней старого черно-белого фильма. Тот самый момент, когда городская нежность сталкивается с диковатым очарованием провинции. Ее длинное платье в мелкий цветочек и с кружевными манжетами казалось здесь чужеродным пятном, как орхидея на картофельной грядке. Девушка поправила соломенную шляпку и потянула за ручку чемодана на колесиках, который подпрыгивал на ухабах, протестуя против неровного пути.
Мысли были заняты не этим. Она повторяла в уме монолог Ларисы из «Бесприданницы», представляя, как сыграет эту хрупкость и обреченность. Море, маячившее вдали между деревянными домиками, идеально подходило для настроения.
Внезапно тишину, нарушаемую лишь стрекотом кузнечиков и дальним шумом прибоя, разорвал низкий, агрессивный рокот. Из-за поворота, поднимая клубы рыжей пыли, вынесся мотоцикл. Не новый, блестящий, а старый, советский, видавший виды «Урал», рычащий как разъярённый зверь.
Вероника инстинктивно отпрянула, и колесико чемодана предательски свернуло в сторону, отправив всю поклажу прямо на середину дороги. Она сама едва удержала равновесие, шляпка съехала набок.
Мотоцикл с визгом тормозов остановился в сантиметрах от опрокинутого чемодана. Пыль осела, и девушка увидела всадника.
Он был совсем не похож на лирического героя. Короткие тёмные волосы, торчащие ёжиком, простая чёрная футболка с закатанными рукавами, обнажавшая загорелые сильные руки. Но больше всего её поразили глаза. Большие, ярко-зелёные, как морская волна на солнце. Но взгляд в них был дерзкий, изучающий, даже насмешливый. Он смотрел на неё, на её опрокинутый чемодан, на платье в цветочек, и в уголке его рта играла ухмылка.
– Эй, Психея, – голос у него был низкий, слегка хрипловатый, и от этого прозвище прозвучало не как комплимент, а как колкость. – У нас тут не подиум. Дорожное движение, в курсе?
Вероника почувствовала, как по щекам разливается краска. Она выпрямилась, попыталась придать своему лицу надменное выражение, которое репетировала перед зеркалом для роли холодной аристократки.
– Если бы вы ехали с разрешённой скоростью в населённом пункте, мой «подиум» никому бы не помешал, – выдавила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Зелёные глаза сузились. Парень, не спеша, закинул ногу через мотоцикл и подошёл. Он двигался легко, по-кошачьи грациозно, и от этого становилось ещё тревожнее. Он не стал спорить. Прохладным взглядом он окинул её с ног до головы, потом перевёл его на чемодан, из которого на пыльную дорогу выкатилась пачка нот и книга пьес Чехова.
Он наклонился, поднял книгу, смахнул с обложки пыль и протянул ей. Его пальцы были длинными, сильными, в царапинах и с тёмными следами машинного масла, которое не отмылось до конца.
– Чехов, – произнёс он, и в его голосе вдруг пропала насмешка, осталась лишь какая-то странная, плоская интонация. – «Чайка». Несчастная птица. По мне, так слишком много нытья.
Прежде чем она успела что-то ответить, он легко, одним движением, поставил её чемодан на колёса, толкнул его к ней так, что ручка упёрлась ей в ладонь.
– Сворачивай в сторону, услышишь мотор – прижмись к обочине. А то здесь не только романтики на двух колёсах катаются, – бросил он и развернулся к своему «Уралу».
Он завёл мотоцикл, и снова воздух наполнился рокотом. Перед тем как тронуться с места, он обернулся и бросил на неё последний взгляд. Зелёный, колючий, нечитаемый.
