Стук в дверь раздался в ночи – резкий, как удар по стеклу.
«О, боже мой…» – мелькнуло в голове. – «Неужели с ним что-то случилось?»
Дворецкий давно спал. Я бросилась к двери, уже готовясь к худшему.
Мне сорок. И последние несколько месяцев мой мир сузился до одного вопроса: вернётся ли он сегодня? Или снова пришлёт записку с извинениями, написанными чужой рукой?
Я поправила прядь волос.
Вздохнула перед зеркалом.
И, с кривой улыбкой женщины, научившейся смеяться над собой, чтобы не плакать, пошла открывать.
– Кто там? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Как пишут в газетах: ночных гостей нужно бояться. Перед тем как впустить, требуй благословение луны, справку о несудимости и трёх свидетелей.
– Мадам Аннабель? – голос за дверью был тихим, сдержанным, будто каждое слово проверялось на прочность. – Я – Амбросс Таймвелл, дворецкий семьи Эштон. Мне очень нужна ваша помощь. Говорят, ваш голос может исцелять душевную боль… Прошу вас – спойте для нашего хозяина.
Я открыла дверь.
Передо мной стоял мужчина лет шестидесяти – безупречный сюртук, безупречные манеры. Но глаза… глаза выдавали всё. В них было отчаяние, героически замаскированное под благородство.
– Вы не знаете, где мой муж? – выпалила я. Привычка.
С тех пор как он начал исчезать, все мои мысли начинаются и заканчиваются этим вопросом. Даже во сне.
– К сожалению, нет, – ответил дворецкий, ни разу не моргнув. – Но если вы не поедете… мой хозяин, возможно, не переживёт эту ночь. Сегодня ему особенно плохо. Мы боимся, что он последует за маленькой госпожой.
Я замерла.
– У него умерла дочь, – пояснил Амбросс, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – Шесть месяцев назад. Ему… больше нечем дышать. Только воспоминаниями. А они его убивают. Он почти не двигается, почти не ест, не говорит. Сидит в её комнате, погружённый в горе. Мы, слуги, бессильны. Поэтому умоляю вас – спойте для него. Мы заплатим любые деньги.
Горло сжало комом. Я представила: маленькие туфельки, игрушки, пустую кроватку… Тишину, в которой эхом звучит смех, которого больше нет.
Хотелось помочь. Очень.
– Я… не могу, – прошептала я. – Мой муж… он не разрешит. Он продаёт мой голос. Только он решает, кому я пою. Я – часть его коллекции. Как фарфор. Как старинные магические манускрипты. Только манускрипты не плачут по ночам.
Дворецкий не удивился. Он знал. Все знали.
Господин Винтер – один из богатейших людей столицы. А я – его собственность. Пленница в золотой клетке. Птичка, поющая по расписанию.
– Ваш муж, – понизил голос Амбросс, – вернётся только под утро. Я гарантирую. Мы успеем. Вернёмся до того, как его карета подъедет к вашему дому.
– Откуда вы это знаете? – нахмурилась я.
– Просто поверьте мне, – вздохнул он. – Это займёт всего одну песню. Одну ночь. Ради жизни человека, который уже забыл, как дышать.
Я колебалась. Сердце билось, как птица в клетке.
С одной стороны – страх. Скандал. Гнев мужа. Лишение «привилегий».
С другой – настоящая, смертельная боль.
За двадцать лет в этом мире я много раз делала то же самое.
Пела мальчику, потерявшему мать.
Помогла вдове отказаться от мыслей о самоубийстве.
Ко мне приходили в темноте, умоляли, клялись в молчании.
Я считала: если у меня есть дар – он должен служить людям. Не коллекционеру.
Но мой муж так не думал.
Раньше было проще. Теперь он впадает в ярость от любого моего движения. Моего голоса. Моего платья. Моего существования рядом.
Что изменилось – я не понимала.
– Ладно, – сказала я. – Но если меня убьют – вы будете петь на моих похоронах. И да… бесплатно.
