[КТО: АМУР И ПСИХЕЯ]
[КОГДА: ВО ВРЕМЕНА АТЛАНТИДЫ]
Поклонение богине совершают дважды – на заре утренней и вечерней, когда вода становится розовой, как вино.
Все собираются в храм – и царь, и царские дочери, и жрецы, и гости гавани, и горожане. Горожане не все и не всегда – но как же не забежать в храм даже мимоходом, не оставить цветок у алтаря, не попросить удачи в любви, не полюбоваться мраморными чертами богини?
Психея любит эти обязательные часы в храме. Любит слушать, как сливается пенье свирелей с голосами жриц, любит разглядывать приезжих, любит представлять себе страны, откуда он приплыли и куда поплывут дальше, запасшись водой и солониной на их маленьком острове.
Психея смотрит на капитана в расшитом золоте кафтане и на его маленькую жену, закутанную в платок по быстрые черные глаза. Психея улыбается ей.
Та расцветает в ответ, теребит мужа за рукав и начинает что-то щебетать на непонятном языке. Капитан молча выслушивает, снимает с себя тяжелое золотое оплечье и протягивает Психее. Психея непонимающе улыбается. Толмач переводит – мы собирались в паломничество к Афродите, чтобы просить благословления родоначальницы стихий, но ныне узрели ее воочию.
Царь бросает взгляд на дорогой подарок, на Психею, на капитана и важно отвечает – скажи, что богиня счастлива принять твое подношение.
Капитан торжественно кланяется. Павлинье перо на его тюрбане мотается вверх и вниз.
Во дворце отец вызывает Психею к себе. Психея робеет – он нечасто это делает.
Отец теребит бороду и хитро щурится.
– Видно, ты и прямь воплощение богини, дочка, – сладким голосом говорит он.
– Но я же не Венера! – протестует Психея.
Он с размаха ударяет ее по лицу:
– Молчи, дура! Счастья своего не понимаешь!
Психея держится за щеку и не понимает ничего.
Царь ходит туда-сюда по галерее и вслух рассуждает, кому нужно заплатить, чтобы слух получше разошелся по округе и сколько прибыли можно получить с паломников.
Психея смотрит в пол. На полу мозаика, белая, черная и коричневая. Мозаика расплывается перед глазами. Психея смаргивает, но это не помогает.
Четверо слуг несут ее носилки над толпой. К ним тянутся руки, руки, руки – приезжие верят, что прикосновение дарует удачу. Вокруг жадные, радостные, разгоряченные лица. Психее кажется, что они готовы стянуть ее вниз и раздергать ее на кусочки, на много маленьких блестящих кусочков, чтобы сделать из них лекарства, и украшения, и амулеты. Кажется, вокруг пляшет многорукое, многоголовое чудовище, гудит и восклицает на тысячу голосов. Психея улыбается, жмет протянутые руки, называет про себя цвета одежды – белый, черный, синий, коричневый… пестрое, лоскутное чудовище. Не так страшно.
Приходит старая нянька и просит, чтобы Венера благословила внука.
– Нянюшка, – говорит Психея. – Но я же не богиня! Ты-то должна знать!
Нянька начинает рыдать, содрогаясь всем толстым тяжелым телом – она ли ее, кровиночку, не вырастила? Она ли ее, неблагодарную, не взлелеяла?! Видно, лицо-то у нее белое, да сердце каменное! Ей все, а она?! Благословенья пожалела!
