«Много есть чудес на свете, Человек – их всех чудесней»
– Софокл, «Антигона»
1 2 3 5 7 14
«Реальность – это просто устойчивая иллюзия»
– Карло Ровелли, «Семь этюдов по физике»
ЧАСТЬ I – Уровень меланхолии – 1 «С миром что-то не так»
…Every Night & every Morn
Some to Misery are Born
Every Morn and every Night
Some are Born to sweet delight
Some are Born to sweet delight
Some are Born to Endless Night…
William Blake, «Auguries of Innocence»
…В час вечерний, в час дневной
Люди входят в мир земной.
Кто рожден для горькой доли,
Кто для радости одной;
Кто для радости беспечной,
Кто для ночи бесконечной…
Уильям Блейк, «Прорицания Невинности»
Прелюдия
Близилась полночь. Пустынный морской берег, казалось, замер в ожидании таинства. Лишь шум прибоя, из века в век мерно отбивающий неторопливый ритм, невозмутимо нёс свою повинность, а свежий ветерок тихо шелестел в кронах прибрежных деревьев. Те из вас, кто бывал на ночном побережье, с лёгкостью опишут то чувство умиротворения, которое охватывает человеческое существо вблизи безбрежной водной глади, отражающей мириады полночных светил.
Море… Подле него мне довелось родиться, и оно же всегда маячило на горизонте моего микрокосма, не оставляя надолго в одиночестве. Впервые мне удалось почувствовать нашу духовную близость ещё в раннем детстве, и с тех пор я с гордостью несу её с собой, каждый раз в тяжёлую минуту обращаясь, словно к старшему товарищу, за советом и успокоением. Порой за годы, проведённые на побережье, считанные разы я окунался в приветливую морскую стихию, но и этого вполне было достаточно, чтобы поддерживать нашу незримую связь и хранить эту давнюю дружбу. Однако физическая разлука ощущалась сразу: вдали от водной глади я неизменно впадал в угрюмость.
Я аккуратно брёл по узкой полосе каменистого пляжа, в основном состоящего из крупных булыжников, когда-то бывших частью нависающей по правую руку кручи, и размышлял о том, зачем сюда прибыл. Ради чего глубокой ночью стоило проделать длительное автомобильное путешествие горными дорогами и перевалами и, рискуя вывихнуть лодыжку, прогуливаться в кромешной тьме в этом богом забытом месте? Если овчинка стоит выделки, моё своеобразное паломничество просто обязано стоить всех испытанных неудобств.
Почему ночью? Ничего сложного. Это время таинств, а я задумал не что иное, как Таинство – остаться наедине с морской стихией и тёмным небом, заглянуть в себя. Не позволяя ни одному отблеску искусственного света или постороннему матушке-природе звуку нарушить эту прекрасную иллюзию начала времён. Солнце для подобных затей – враг, из тех могучих, с чьим существованием, не в силах совладать, приходится мириться.
Никто уже и не вспомнит, почему место, к которому я так стремлюсь, по народному поверью обладает силой. Мне же остаётся лишь надеяться на правдивость ходящих в народе историй. Хотя… чего я жду? Что появится крёстная фея и по мановению волшебной палочки исправит все былые ошибки, последствия которых, словно жуки-древоточцы, гложут моё естество? И правда, смешно…
Предаваясь размышлениям, я не заметил, как практически пришёл. Из воды неторопливо поднималась громада скалы, молча наблюдавшей за окрестностями на протяжении бесчисленных тысячелетий. Энтузиасты даже предполагали, что именно здесь когда-то был прикован тот самый Прометей – мятежный титан. Как точно сказано о нём и ему подобных у Гессе:
«…в отступниках есть что-то, внушающее мне уважение, как есть что-то великое в ангеле-отщепенце Люцифере. Они, может быть, поступили неверно; они, даже вне всяких сомнений, поступили неверно, и всё же: они как-то поступили, они что-то совершили, они отважились сделать прыжок. Для этого нужна храбрость. У нас же было прилежание, было терпение, был разум, но мы ничего не сделали, прыжка мы не совершили!..»
