Во времена седой старины, в землях Лоулендских, что зовутся Низинами, смертные и твари диковинные жили в равновесии зыбком, словно путник на краю пропасти. И само Время, казалось, застыло, затаив дыханье в предчувствии судьбы грядущей. Тысячу зим минуло с той поры, как в Великой Битве низринули в пучину забвения тирана Мордаса и полчища драконов его огнедышащих. Но вот по свету, словно ветер зловещий, поползла молва: пробудится скоро Змей Грозный, Мордасом самим порождённый, да испепелит мироздание в пламени яростном.
В сердце Руссингаля, цветущей северной долины, что лежала за великими водами реки Лоулендс, на троне сидел Ричардимир, король, чья душа была крепка, как скала, а отвага и вера сияли путеводной звездой для его народа. Любимый подданными, печёлся он неусыпно о мире и процветании земли своей. Но тень древнего пророчества леденила его душу: ветхие свитки в чертогах дворца гласили, что в дни его правления грозный дракон Мордаса, пылая гневом неукротимым, обратит Лоулендс в пепельную пустыню.
Бросить вызов судьбе решив, послал Ричардимир дружину самых доблестных витязей к Ледяным пикам Севера, где, по сказаниям, укрылся змей после бегства своего в незапамятные времена. Но ни один из тех витязей не смог отыскать логовище чудовища…
Королевство Руссингальское, с лесами дремучими да нивами тучными, было ограждено стеной исполинской, что возвёл Ричардимир в предчувствии нашествия драконова. Но инная напасть на край обрушилась: за Чёрной Чащей, на полдне близком, Осборнский, король Украйгальский, чья гордыня крепче алмаза, а нрав лютей вьюги зимней, попрал завет мирный меж народами и раздул пламя брани на Руссингаль.
Не видя иного выхода, повёл Ричардимир дружины свои к опушке Чащи Тёмной, дабы прикрыть народ от врага вероломного. Но, столкнувшись с ратью несметной Осборнского, понёс уроны тяжкие, словно нива под серпом беспощадной судьбины.
В самый разгар той усобицы межусобной тень дракона Мордаса простерлась над обоими королевствами, словно покров зловещий. Пророчество, чей час грозный неумолимо близился, легло бременем тяжким на судьбы не только двух народов-соседей, но и всего сущего, что трепетало на краю погибели.