Глава 1. Письмо с последствиями
В кабинете «Архивной правды» пахло кофе, свежей бумагой и тем особым запахом затишья, что наступает после бури. Илья дописывал заключение по делу о фамильном серебре – простому, почти успокаивающему своей предсказуемостью.
Тишину разрезал резкий звонок домофона. Марина, не отрываясь от монитора, нажала кнопку, но ее брови удивленно поползли вверх.
– Илья Сергеевич, к вам… Анна Петровна Орлова. Лично.
Илья отложил ручку. Визит Анны Орловой, а не ее обычного курьера, в такую погоду и без предупреждения, нарушал все неписаные правила их восстановившегося мира. Он инстинктивно поправил очки, чувствуя, как по спине пробежал холодок старой тревоги.
Анна Петровна вошла в кабинет, стряхивая с плаща капли дождя. Она выглядела старше, чем в их последнюю встречу, но в ее осанке была прежняя, стальная выдержка. Однако в глазах, обычно таких ясных и властных, Илья прочитал нечто новое – не просто озабоченность, а глубинную, выстраданную решимость.
– Илья Сергеевич, простите за вторжение без предупреждения, – ее голос был ровным, но в нем слышалось напряжение. – Мне нужно обсудить с вами один деликатный вопрос. Наедине.
Илья кивнул Марине, и та, понимающе подняв бровь, вышла, прикрыв за собой дверь. Он предложил Анне сесть.
– После всей той истории… с Громовым, – она произнесла это имя с легкой судорогой, – я дала себе слово никогда больше не вовлекать вас в опасные дела. Но то, что я обнаружила… вернее, на что вышла по старой семейной линии, не дает мне права на молчание.
Она открыла свою изящную кожаную папку и извлекла несколько листов с репродукциями старинных документов и гравюр.
– Речь идет о «Ломоносовском кодексе». Вы слышали о таком?
Илья наклонился, разглядывая изображения. Это были не официальные труды, а эскизы, черновики, письма с пометками на полях.
– Легенда, – ответил он осторожно. – Предполагаемый личный дневник, куда он заносил не только научные выкладки, но и философские размышления, не предназначенные для чужих глаз. Большинство историков считают его утраченным или вовсе никогда не существовавшим.
– Большинство ошибается, – уверенно парировала Орлова. – Мой прадед, Василий Орлов, был близок к кругу академиков, хранивших наследие Ломоносова. В его бумагах я нашла упоминания о Кодексе. Не просто как о дневнике, а как о… предостережении. Ломоносов, по словам прадеда, осознавал двойственность своих открытий. Он видел не только свет науки, но и тень, которую она может отбросить. Он называл это «нравственной картой знаний».
Она посмотрела на Илью в упор.
– Мой фонд готов официально заказать вам поиск Кодекса. Как культурную и историческую ценность. Но я пришла к вам лично, потому что истинная причина глубже. Я чувствую, что в этом Кодексе может заключаться ключ к пониманию того, с чем вы столкнулись. К пониманию природы «кристалла счастья». И, возможно, к защите от него.
Илья откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком. Его аналитический ум уже выстраивал цепочки. Ломоносов. «Кристалл счастья». Философские откровения. Все это было слишком точным продолжением их прошлого дела. Слишком удобным.
– Анна Петровна, – начал он мягко. – Мы с вами прошли через ад. Вы едва не погибли из-за этой истории. Зачем снова опускаться в эту кроличью нору? Даже если Кодекс существует, его поиски могут разбудить силы, с которыми мы едва справились в прошлый раз.
– Именно поэтому я пришла к вам, – в ее голосе зазвучала сталь. – Потому что вы уже знаете, с чем имеете дело. И вы единственные, кому я могу доверить это. Я не могу жить с мыслью, что где-то существует знание, способное предотвратить новые жертвы, а я не сделала ничего, чтобы его найти. Это мое искупление, Илья Сергеевич.
