Из угла на мня смотрел паук. Он
деловито перебирал своими лапками нити паутины. Конечно, я не могла
этого видеть, но была уверена, что он не отводит от меня всех
восьми своих глаз. Кричать на него не осталось сил, хотя пауков я
прежде боялась. Однако этот страшный зверь был самой меньшей из
внезапно возникнувших у меня проблем.
Вообще-то сначала я просто легла
спать в своей маленькой, но собственной квартире. Ничего не
предвещало подобных перемен. Разве что только спала очень крепко.
Даже сквозь сон понимала, что будильник кажется не прозвенел, и я
опоздаю на работу. Усилием воли открыла глаза и только тогда
поняла, что сон или продолжается, или я совсем не там, где должна
быть.
Моя голова была накрыта алым
кружевным покровом. Я стояла на коленях на разукрашенном лентами
широком дворе. Рядом толпились люди, наполняя пространство тихим
гулом голосов. Справа от меня в такой же позе, как и я, стоял
тщедушный мужичок с редкой козлиной бородкой. Он с благоговением
смотрел на стоящего перед нами пухлого мужчину в каких-то
лохмотьях. Тот говорил что-то о супружеской верности и почитании, о
долгом здравии и любви, при этом потрясая над нами палкой с такими
же, как и вокруг, цветными лентами и колокольцами. Это что же, меня
пытаются выдать замуж за незнакомца каким-то варварским
способом?
Тело сковало в ужасе. Меня украли из
собственной постели? Опоили и выдают замуж за того мужичка справа?
Я снова оглянулась на него. Я, конечно, слышала, что у некоторых
народов была когда-то традиция воровать невест. Но он на
представителя тех мест похож не был. Да и как можно было украсть
девицу из человейника, напичканного камерами видеонаблюдения из
закрытой на два замка и защелку квартиры? Производитель дверей
утверждал, что взломать их замок невозможно. Да и кто-нибудь бы
заметил странных похитителей, и спас бы меня, несчастную. Или
нет?
Служитель перед нами тем временем
закончил свою проникновенную речь. Мужичок рядом поклонился ему. А
я так и стояла, не зная, что делать.
- Невеста, поклонись небесам, -
повторил служитель, больше похожий на какого-то сектанта, чем на
работника ЗАГСа.
Гомон голосов за спиной стал громче.
Я оглянулась, рассматривая людей. И стало страшно еще больше. Все
они были странно одеты. Да и место, где мы находились, было
каким-то… неправильным.
Все эти люди точно психи-сектанты,
подумала я. Но зачем им я? Своих ненормальных девушек мало? В
голову лезли самые страшные догадки. Я подскочила и закричала.
- Спасите! Помогите!
Дальнейшее помню смутно. Пыталась
убежать, но большой двор, на котором я оказалась, был огорожен
забором, а людей здесь было много. В задних рядах, видимо, не
поняли, что произошло. Люди засуетились, началась суматоха. Я
металась по двору в поисках выхода. Кто-то схватил меня и потащил
назад к жениху. Сдаваться так просто не собиралась. Потому
отбивалась изо всех сил, даже когото укусила.
- Что ж ты творишь, окаянная? –
причитала рядом какая-то женщина. – Кто ж тебя, дурную такую, в
замуж теперь возьмет?
Я продолжала кричать и вырывалась,
грозя похитившим меня сектантам страшными карами:
- У меня связи в полиции и ФСБ! Я на
вас в прокуратуру пожалуюсь! По судам устанете бегать!
В конце концов меня запихнули в дом,
а дверь снаружи чем-то подперли. Я тарабанила кулаками в дверь, но
с той стороны прикрикнули, велев замолчать. Тем временем в самом
дворе суматоха не унималась. Я прислушалась к голосам, в надежде
найти подсказку, как выйти из сложившегося положения, но слов было
не разобрать.
- Да она одержимая! – наконец
послышалось из толпы. – Зовите ведьмака!
Потом, наверное, люди стали
расходиться, потому что голоса стали тише. К сожалению, увидеть,
что происходило снаружи, я не могла. Стекла на окнах были мутными,
так что едва пропускали свет. Я осмотрела помещение, куда меня
затолкали. Оно было похоже на сарай, хотя тут присутствовали
признаки человеческого жилья – стол с лавкой, беленая печь и
лоскутное одеяло сверху. Однако стены не были покрыты краской или
обоями, были лишь голые бревна с затыканными паклей щелями. Такой
же потолок и полное отсутствие признаков цивилизации. Ни проводочка
с висящей одинокой лампочкой – ничего.