Новый год, как и день своего
рождения, я не люблю за то, что всегда приходится отмечать в
одиночестве.
Время перевалило за семь вечера,
когда я, задыхаясь от спешки, ввалилась в открытую дверь первого
этажа многоквартирного дома. В воздухе привычно витал приятный
мандариновый аромат. Но примешивалось что-то еще. Выпечка?
— Кудряшка, это ты там скребешься? —
раздался неизвестно откуда приятный голос Аиды Григорьевны.
Аида Григорьевна — она же Анфиса, —
астролог, к которому я хожу уже лет восемь. Образованная женщина
сорока пяти лет, с густой челкой и длинной толстой черной косой. Ее
проницательный взгляд темных, почти черных глаз, не будоражил, а,
наоборот, согревал. Она была тем самым единственным человеком, с
которым я могла обсудить все свои переживания без утайки. Анфиса не
любила свое настоящее имя, поэтому предпочитала звать себя Аидой
Григорьевной, хотя настоящее ее отчество для меня все еще загадка.
Впрочем, как и она сама.
— Да, Аида Григорьевна, — я
нагнулась и стянула с себя мокрые бежевые угги.
С одного сапога уже отлетел
серебристый камушек. Я удрученно вздохнула. Ведь они совсем новые —
неделю назад я купила их на распродаже в бюджетном магазине «Добрый
башмачок». За полторы тысячи рублей! А покупку новых сапог в разгар
зимы я совершенно не планировала. Мои черные замшевые порвались и
вбирали в себя снег, как снегоуборщик, чистящий аллею каждое утро.
Пока я отстояла в них сорок минут в пробке в битком набитом
автобусе, потом еще десять минут топала по занесенной снегом
дорожке, они окончательно продрались. И в офисе чересчур
наблюдательные коллеги заметили мои мокрые носки, когда я
переобувалась в туфли. Возможности сдать сапоги в ремонт не было —
это моя единственная зимняя обувь. Поэтому пришлось после работы
заскочить в магазин за новыми.
— Проходи, детка, я тут почти все
подготовила.
Я повесила кремовый пуховик с
высоким горлом на крючок, сняла шапку, пригладила распушившиеся
кудрявые, как у овечки, волосы и сделала шаг в сторону ванной
комнаты, наступив при этом на чей-то пушистый хвост.
— Мяу! — возмущенно послышалось
снизу.
— Ой! — воскликнула я, присаживаясь
на корточки. — Прости, Кекс, не заметила.
Белый пушистый кот потерся о мои
ноги. Я погладила пострадавшее персидское чудо, чмокнула его в
мокрый нос, поднялась и направилась в ванную. Вымыла руки с
душистым сандаловым мылом. В ванной, как и во всей «рабочей»
квартире Аиды Григорьевны было светло, чисто и уютно.
— Проходи, моя хорошая, располагайся
пока в гостиной. Кексу сюда входа нет, иначе он разорит мою
оранжерею.
— А почему он не дома? — спросила я,
заглянув в кухню.
Пушистый кот разлегся на мягком
ворсистом ковре и умиленно мурчал.
— Мы с ним ходили в ветеринарку.
Оказалось, что Кекс втихаря съел сладкое, потому и чесался три дня.
Безобразник, — с улыбкой в голосе произнесла Аида Григорьевна,
вынимая из духовки противень.
— Ой, а что это? — я ткнула пальцем
на дымящийся рулет.
— Штрудель.
Я покачала головой.
— И когда вы только все
успеваете?
Аида Григорьевна переложила штрудель
на красивое блюдо и поставила на стол две керамические кружки.
— Тебе, как всегда, зеленый с
лимоном и медом?
— Угу, — я кивнула. — Классно, что
вы помните…
Она наполнила кружки и подошла ко
мне. Поджала губы и ободряюще похлопала меня плечу.
— Я вижу твои печальные серые глаза,
Вита. Не грусти, хорошо? — ее взгляд еще больше потеплел. — Оставь
все тяготы в уходящем году, а в новый войди с чистой душой и
открытым сердцем. И тогда все получится. Обещаешь?
Я сглотнула сухой ком, стянувший
горло, и кивнула.
— Вот и хорошо. А теперь идем,
посмотрим, что у тебя по судьбе.
Мы вошли в гостиную. Светлые
бархатные портьеры гармонично смотрелись с серым мягким креслом,
слегла развернутым к окну. Аккуратный книжный шкаф, несколько
картин на стенах, изображающие зимний деревенский пейзаж, растения
в крупных напольных горшках. Комнатные пальмы, вьющиеся растения,
папоротник и маленькие цветки в кашпо на подоконнике и стеллаже.
Круглый стол с дубовой поверхностью и черными ножками и два
элегантных серых стула.
