Позже он попытается восстановить в памяти точную дату, день недели и другие незначительные детали того майского утра, которое навсегда изменило его жизнь, разделив её на «до» и «после».
Однако сейчас, Семён Ильич Протасов, пребывая в благостном расположении духа, был далёк от подобных размышлений. Он неспешно прогуливался вдоль рядов блошиного рынка в поисках очередной старинной монеты. Его коллекция – ненасытный пожиратель времени и денег требовала постоянного пополнения – финансовые затраты были неотъемлемой частью его хобби, и он смиренно их принимал, иначе какой-же из него коллекционер?
Будучи бухгалтером по профессии, Протасов был человеком дотошным, методичным, каждую монету, каждый истёртый пятак он изучал с пристрастием, в надежде обнаружить редкостный экземпляр, достойный занять почётное место в его коллекции монет. Его педантичность странным образом уживалась в нём с детской непосредственностью и неуёмной фантазией. Однако это не мешало Семёну Ильичу пользоваться авторитетом у начальства, снискать уважение среди коллег-нумизматов и даже быть своим парнем в шумной компании местных возмутителей спокойствия.
Среди всех нумизматов, которых он знал, на рынке оказался лишь Николай, совмещавший в себе торгаша и коллекционера. Николай не обладал столь глубинными познаниями в нумизматике как Семён, зато всегда был в курсе кто, что и откуда привозит, с кем можно иметь дело, а с кем не стоит, умел отличить искусно выполненную фальшивку от истинного раритета, а его собственная коллекция монет, хоть и не поражала воображение, была вполне достойной. Перепробовав множество профессий и не сумев реализоваться из-за своего непостоянства, он в конечном итоге нашёл себя тут, в базарной суете, где был свободен в своих действиях и предпочтениях.
Но, увы, будни редко приносят удачу. По-настоящему ценные экземпляры по разумным ценам здесь большая редкость. И сегодня у Николая на продажу – лишь небольшая подборка советских монет да «иностранцы», привезенные путешественниками: фунты, динары, драхмы, песо – товар, не представляющий интереса для серьезного коллекционера.
Семён был знаком с Николаем уже много лет. Сосед по двору, он частенько возникал в его поле зрения: то в тесных рядах барахолки, то на автобусной остановке, или в пивном баре – судьба неуклонно сводила их вместе. Несколько раз они даже делили бутылку водки в укромном уголке запретной зоны, у шлюзов, прячась за кустами акаций от бдительной охраны. Оттуда они с интересом наблюдали, как корабли, послушно входя в шлюзовую камеру, поднимались или опускались в каменном бассейне. Тяжелые баржи, словно уснувшие киты, тащили к шлюзам неутомимые буксиры, неистово взлохмачивая темную гладь канала. А чуть поодаль, за границей запретов, тянулась любимая тропа пенсионеров, вдоль которой, словно осколки былого веселья, валялись пустые бутылки и прочий мусор – безмолвные свидетели вечерних утех неприкаянной молодёжи.
По выходным и праздникам здесь закипала жизнь. Источая дразнящий шашлычный аромат с шипением тлел в мангалах древесный уголь, накрывались импровизированные столы на полянах, звучал развесёлый хохот, музыкальные колонки соревновались в децибелах, бренчали гитары – отдыхающий люд предавался беззаботному веселью, подспудно стремясь купировать накопившийся за рабочую неделю негатив.
Но с заходом солнца всё постепенно стихало. Музыка приглушалась, костры догорали, а поляна медленно погружалась в темноту. И тогда наступала пора романтических свиданий…
В прошлый раз судьба подмигнула ему, одарив редким экземпляром. То была медная Полушка 1735 года выпуска, с упрощенной версией герба, монетой, выпущенной во времена правления императрицы Анны Иоанновны. Сегодня же удача, словно капризная девица, отвернулась от Семёна. И всё же, день не был потерян безвозвратно. Уже у выхода его взгляд зацепился за странный артефакт – электронную игрушку, жалкое подобие разума – умную колонку – «Алиса», – сиротливо примостившуюся среди прочего рыночного барахла. Семён лишь скользнул по ней взглядом, не собираясь покупать, но этой мимолетной задержки хватило, чтобы назойливый торговец кинулся в атаку.
