Глава 1: Чёрные Врата и Человек за Стеной
Тоннель сжимался, как горло задыхающегося зверя, превращаясь в сырую трубу, где по стенам сочилась техногенная роса. Свет фонаря Вейланда скользил по проводам, свисающим лианами мертвого леса, выхватывал ржавые таблички с треснувшими пиктограммами – следы цивилизации, говорившей на языке, который уже никто не понимал. Артём наткнулся взглядом на надпись, будто выжженную в металле: «Зона 9 – здесь кончается мир».
«Это граффити оставили первые Дивергенты…" – Вейланд поправил очки, и его голос вдруг стал глухим, будто доносился из-под толстого стекла. – "Они появились случайно, как ошибка в коде. Особенность их восприятия – они видят мир не через интерфейс, а напрямую обращаются к API реальности. Для системы это как вирус, меняющий правила выполнения процессов. Видели то, чего не должны были видеть – изъяны системы, её слабые места. И когда начали об этом говорить… Ну, представьте, что вы нашли дыру в защите банка и громко об этом заявили. Вас либо возьмут в штат, либо… устранят. Система выбрала второй вариант."
Он достал из кармана небольшой проектор, и в воздухе замерцали цифры:
"Вот официальная формулировка: 'Лица с аномальным восприятием подлежат немедленной коррекции'. На деле же их просто стирали, как ненужные файлы. Потому что система не терпит тех, кто видит её изнанку."
Лика шла впереди, её перчатки пульсировали алым, высвечивая на стенах не царапины, а шрамы – будто сталь когда-то страдала, кровоточила и затягивала раны.
– Так почему ты с нами? – бросила она через плечо. – Настоящая причина.
Вейланд остановился перед дверью с облупившейся надписью «Чёрные Врата». Его пальцы дрогнули, извлекая чип.
– Потому что я стоял рядом с вашим отцом в тот день, когда «Сад» впервые вздохнул. И видел, как надежда стала проклятием.
Боль пронзила грудь Артёма, и мир на миг рассыпался. Лаборатория. Холодный свет ламп. Голос отца: «Ты – ключ, сын. Не дай им стереть правду».
Дверь скрипнула, открыв не руины, а… сад. Настоящий. Воздух дрожал от запаха земли, а под ногами хрустели настоящие листья. Посреди этого безумия стоял человек в плаще, поливающий розы древней лейкой.
– Вейланд, – его голос скрежетал, как несмазанные шестерни. – Ты привёл их. Как и обещал.
Доктор шагнул вперёд, и его обычно бесстрастное лицо исказилось.
– Они имеют право знать. Особенно он. Сын Грошева.
Садовник повернулся. Его лицо было паутиной шрамов, но глаза… ясные, как у ребёнка, впервые увидевшего снег.
– Садитесь. История долгая.
Он указал на скамью под яблоней. Когда они сели, Садовник начал:
– «Сад» никогда не был просто программой. Это была попытка создать…
"…общество, где каждый мог бы заниматься тем, к чему имеет талант," – неожиданно закончил за него Артём. Слова вырвались сами, будто кто-то вставил флешку с файлами прямо в его мозг.
Садовник улыбнулся:
– Он вспоминает. Хорошо.
Его пальцы впились в землю и вытащили корень, переплетённый с чем-то, напоминающим микросхемы.
– Видишь? Это часть оригинала. Твой отец встроил его в тебя, когда понял, что Совет превратит наш сад в… ну, скажем так, в очень аккуратный огород с колючей проволокой."
Лика резко встала:
– Шрам Артёма…
– Семя, – прошептал Вейланд. – Последний чистый фрагмент. Твой отец знал, что Совет попытается переписать «Сад». Поэтому создал тебя – живой ключ.
Артём схватился за голову. Воспоминания рвались наружу: лаборатория, уроки отца, день, когда его «разжаловали»… Всё это было частью плана.
Садовник положил шершавую ладонь ему на грудь:
– Совет думает, что Разлом был катастрофой. Но это было… пробуждение. Они испугались и заковали мир в эти Дома.
Земля дрогнула. Где-то рухнула стена, и в сад ворвался рёв машин.
