Огнецвет для князя

— Нет-нет-нет, боги пресветлые! Ну пожалуйста! Не хочу умирать!

Зорица изо всех сил терла веревки о столб и молилась. Руки дрожали от напряжения. Голова кружилась: сказывались усталость и бессонная ночь. О воде Зорица старалась не думать: воды ей не приносили со вчерашнего дня. В горле было сухо, как в заброшенном опустевшем лесном колодце.

Обессиленная, она легла на земляной пол, покрытый жидким слоем прошлогодней соломы, и прикрыла глаза. Лежать было неудобно из-за связанных за спиной рук и ног. Боятся, что убегу, усмехнулась Зорица. Во рту еще кровило, и был мерзкий вкус железа. Открыла глаза и с трудом повернула голову.

Сквозь искривленные доски крыши пробивался солнечный свет, уже не такой слепящий, как днем, а мягкий, вечерний.

«Ярко сияет золотой щит Даждьбога, — рассказывала Зорице нянюшка в детстве. — Скачет он на белоснежном коне с золотой гривой. Радостный выезжает светлый бог и встречается с возлюбленной своей женой Зорькой Утренней. В честь нее тебя и назвали Зорицей. Целый день скачет Даждьбог по небу, смотрит на людские проступки: на жадность, на ненависть, на зависть, — и отводит в печали глаза, а щит его тускнеет от злодеяний наших. А потом садится светлый бог в ладью, и тянут ее утки, гуси и лебеди через море, омывающее нашу землю, в Нижний мир».

Море. Зорица не знала, как оно выглядит. И нянюшка не знала. В детстве девочка представляла море широкой рекой, только без дальнего берега. Гладкое, как лед, и сплошь голубое. Наверное, на горизонте смыкается с небом, так что и не разобрать, где низ, а где верх. И главное, все это вода, много воды. Пей не хочу. Зорица старалась отогнать от себя мысли о море, о реке, но они упрямо лезли.

«Неужели все? Неужели так рано?» — мысли были отчаянные, а в душе муть обиды на судьбу, на богов, на себя. Одна маленькая ошибка, и она попалась. И погубила других. Сердце рвалось на части, а в глазах стояла картина оседающего на землю Бранка. Руки зажимают рану, а из нее хлещет кровь. Прямо по рубахе. И недоуменный последний взгляд.

Готова ли ты, Зорица, предстать перед богами? Готова ли ты держать перед ними ответ? — Нет, не готова! Так хотелось закричать девушке. Громко закричать, чтобы услышали все, услышали братья ее, услышали все, аж до девятого неба, услышали боги и обратили на нее взгляд.

Скрипнула дверь, и в сарай вошли двое мужчин. У одного были зеленые глаза навыкате и длинная спутанная борода. Он по-звериному радостно оскалился на Зорицу. Второй подошел и лениво пнул ее сапогом. Девушка постаралась сжаться в комок, чтобы прикрыть уязвимые места, но удар все равно ожег болью. Она сжала зубы, не желая выдать себя стоном.

— Ничего, недолго тебе жить осталось, — пробасил первый. — До первой звезды.

— Может, подождем до Денницы[1]? — прохрипела Зорица.

Второй засмеялся. Потом наклонился над девушкой.

— Надеешься, что тебя спасут? Зря, ох зря! Дружки твои лежат мертвые в лесу. Завтра лисицы и вороны уже будут растаскивать их кости.

Сердце Зорицы полоснула боль, но она не выдала ее ни одним мускулом лица.

— Боги светлые… заберут их… в свои чертоги. В ирий… — с трудом проговорила она заплетающимся языком. — А вам… судьба… кануть в темный мир.

Второй мужчина снова поднял ногу для удара. Зорица привычно съежилась: увернуться у нее все равно бы не получилось. Но мужчина передумал, сплюнул и пробурчал:

— Поживи покамест, тварь. Даждьбогу недолго осталось шествовать по небу.

Он издевательски рассмеялся и ушел вслед за первым. Дверь скрипнула, раздался звук запираемого засова.

Зорица дождалась, пока шаги затихнут, прислушалась к другим звукам деревни — дальним голосам, мычанию коров, которых вели назад с выпаса, лаю собак — всему этому привычному шуму, с рождения окружающему человека. Вскочила и снова стало остервенело перетирать веревку о столб. Веревка была крепкая, а угол столба от времени затупился, так что работа Зорицы продвигалась медленно. Она старалась не думать о том, как будет выбираться из сарая, стоящего почти в самом центре враждебной деревни. Нет, пока не думай, приказала себе Зорица и снова заработала усталыми руками.