– Все готовы? – Егор повернулся к друзьям, быстрым взглядом окинул каждого, просчитал, проверил, все ли взяли, коротко отдал команду, – Мишка, тебе сегодня на углу стоять. Если кому приспичит спозаранку двинуть куда-нибудь. Остальные, взяли инструмент и за мной. Маски оденьте.
В предрассветных сумерках три фигуры в наброшенных на голову капюшонах двинулись в угол двора к заваленной мусором помойке. Четвертая отступила в тень под развесистые ветки клена и замерла, растворилась на фоне разваленного частокола тусклых шершавых стволов. Присутствие ее выдавал только блеск настороженных глаз из глубины.
Тем временем фигура поменьше размашисто разровняла валиком красную грунтовку по бетонной стене, огораживающую помойку. Еще одна приготовила баллоны с краской, фигурно резаные куски картона, какие-то мелочи. Работали быстро, четко и слажено. Происходящее напоминало монтаж театральных декораций, где сценой был банальный мусорный угол двора, каких много в любом углу городской застройки. Колосниками сцены казались нависшие корявые ветви деревьев, а занавесом – ниспадающий сверху клоками предрассветный туман. И если бы не голос Егора, отрывистый, напряженно приглушенный, изредка переходящий в свистящий шепот, то спектакль можно было назвать пантомимой:
– Натаха, давай трафарет. Сюда приложи, еще сюда, и здесь тоже. Держи ровно, – нервничал, разражено выговаривал, – тихо, тихо все делаем. Утром любой звук гремит, как будильник в ведре.
Постепенно на свежеокрашенной, вызывающе красной поверхности стены, то здесь, то там начали появляться контуры мух, складываясь в неприятно кишащую перепончатую кашу.
– Теперь главного героя давай, – Егор перевел дух, приложил большой трафарет к стене, нажал кнопку аэрозоли, усмехнулся, – последний аккорд.
Часть стены над мусорным контейнером, декорированным стараниями жителей обрывками бумаги и картофельными очистками, украсил портрет местного начальника ЖЭКа. В искреннем удивлении слегка вздёрнуты брови, глаза колючат хитрым прищуром. Вот-вот важно качнет лысой головой с рисованной мухой на лбу, и прозвучит узнаваемое: « А что, собственно, здесь происходит?»
Егор отступил немного назад, прищурился, окинул взглядом новые декорации двора. Угловато задевая острыми локтями контейнеры, нанес маркерами сине-зеленые штрихи на мушиные брюшка. В правом верхнем углу размашисто чиркнул синим «Does»:
– Надеюсь, наш новый «кусок» подвигнет уважаемого Палыпалыча на подвиг, и он приведет в порядок этот двор.
Из-под клена раздался тихий протяжный свист.
– Уходим, – и четыре тени быстро растворились в сиреневой мгле дворов унылых пятиэтажек.
В гулком колодце двора послышался тонкий звук каблучков. Неожиданно он прекратился. Через минуту тишины сонный двор встрепенулся от мелодичного девичьего смеха:
– Ой, смотри! Какие шикарные мухи… Особенно на физиономии!
Девушка пританцовывала на одной ноге, пытаясь вытряхнуть из туфельки попавший туда камушек. Повиснув на руке своего приятеля, она махнула туфелькой в сторону свежей росписи и, заливаясь смехом, пояснила своему недоумевающему кавалеру, – этот «Does» появился весной и с тех пор своими живописными выходками не даёт покоя нашему ЖЭКу. Его никто не знает, никто не видел. Наряд полиции одно время дежурил, но он неуловим. И уже пресса заинтересовалась. Смех смехом, но он заставил шевелиться коммунальщиков. ЖЭК вынужден теперь все время наводить порядок там, где появляются его рисунки.