Холодный осенний ветер гнал по коридорам Рэймонд-билдинга MIT клочья мокрых листьев, но доктор Дэвид Рейнольдс их не видел. Он сидел за своим столом, некогда заваленным научными журналами и исписанными формулами блокнотами, а теперь подчеркнуто пустым, за исключением одного листа бумаги. Официальное уведомление. Штамп, подпись декана, сухой канцелярский язык, не оставлявший места для сомнений: его контракт не продлевается. Основание: «Отклонение от общепринятых научных парадигм и концентрация на спекулятивных исследованиях, не соответствующих миссии факультета». Иными словами – его пятнадцатилетний труд над Единой Теорией Поля, мечта всей жизни, была названа «ненаучной ерундой».
Дэвид сжал бумагу так, что костяшки пальцев побелели. Горечь подступала к горлу, едкая и знакомая. Он вспомнил снисходительные ухмылки коллег на последнем семинаре, их аргументы, основанные не на поиске истины, а на страхе перед чем-то, что ломало их уютные модели. Он вдохнул воздух, пахнущий пылью и старыми книгами, и медленно поднялся. Время уходить. Металлические полки звенели пустотой, когда он вытаскивал книги, аккуратно складывая их в картонную коробку. Главным сокровищем были блокноты – десятки штук, испещренные его почерком, уравнениями, которые, как он знал, вели к чему-то грандиозному. И еще одна коробка, поменьше, обклеенная предупреждающими наклейками «Осторожно! Хрупкое!» и «Не кантовать!». В ней, укутанный в пузырчатую пленку, лежал странный агрегат размером с микроволновку, собранный его руками из деталей, купленных на сэкономленную зарплату и на барахолках радиоэлектроники. Паутина проводов, странные катушки, кристаллы в оправах – это был физический прототип его идей. Единственное, что связывало абстрактную математику с реальным миром. Его тайный проект «Омега».
Дорога домой в пригород Бостона слилась в серую полосу под моросящим дождем. Гараж, пристроенный к дому, некогда служивший хранилищем для велосипедов и садового инвентаря, встретил его запахом масла и пыли. Дэвид поставил коробки на верстак. Один взгляд на устройство «Омега», теперь освобожденное от упаковки, придал ему решимости. Увольнение? Не конец. Это начало. Настоящее начало. Он снял пиджак, повесил его на гвоздь рядом с заляпанной краской рабочей курткой, и принялся за работу. Верстак стал центром новой вселенной. Книжные полки заменили стеллажи с инструментами, осциллографами, паяльными станциями. Сосед, мистер Хендерсон, косивший газон, увидел Дэвида, выносящего коробки со старыми журналами на помойку, и кивнул с понимающим видом:
– Кризис среднего возраста, Док? Гараж – классика! Мотоцикл собирать будете?
Дэвид лишь коротко улыбнулся в ответ, не поправляя соседа. Пусть думают, что угодно. Пусть думают, что он сходит с ума от горя или пытается найти себя. Его настоящая работа начиналась здесь, среди запаха припоя и гула трансформаторов. Он зажег лампочку без абажура под потолком гаража. Ее желтый свет упал на устройство «Омега» и открытый блокнот с последними, самыми многообещающими уравнениями. Отчаяние сменилось холодной, яростной концентрацией. Он докажет им всем. Он покажет им окна в бесконечность. Его пальцы потянулись к паяльнику.
Запах паяльника, озона и старого дерева стал для Дэвида воздухом его новой реальности. Восемь месяцев. Двести сорок три дня, слившихся в один бесконечный рабочий цикл с редкими перерывами на сон и консервы. Его глаза покраснели от недосыпа, пальцы покрылись мелкими ожогами, а в жилах вместо крови, казалось, текла густая, обжигающая адреналиновая смесь из отчаяния и упрямой надежды. Устройство «Омега», некогда хаотичный набор компонентов, теперь напоминало странное, но законченное произведение инженерного искусства – паутина проводов была аккуратно уложена, катушки горели чистым медным блеском, а кристаллы в их оправах мерцали тусклым светом, словно спящие звезды.
