– Ой! Что ж это делается! – всплеснула руками немолодая женщина, когда выронила из рук на землю бурый глиняный кувшин с кислым огуречным рассолом, который, к счастью для нее не только не разбился, но даже и не и не успел сильно накрениться, пролив лишь малую часть своего содержимого.
Она быстро наклонилась и, причитая в полголоса, взяла его в руки, удивляясь столь удачному падению потенциально хрупкого сосуда, который, едва коснувшись земли, остался в вертикальном положении, чуть смочив ее босую ногу несколькими каплями выплеснувшейся жидкости.
Она была одной из тех, кто суетился в яблоневом саду, среди деревьев, накрывая на составленные вместе, в длинную цепочку, столы, которые были принесены из домов и построек для многолюдного деревенского застолья, случавшегося по большим праздникам, на свадьбы, крестины или поминки. В это время года, когда светило и согревало землю яркое июньское солнце и у крестьян было много работы в полях и огородах, а потому праздновать было нечего, оставались только, в качестве поводов для общего сбора многочисленных родственником за общим столом, лишь два последних из перечисленных. Со стороны, по траурному виду облаченных в темные, неброские, а порою и просто черные юбки и блузы, женщин, головы которых были покрыты угольного цвета платками, становилось понятным истинное назначение приготавливаемого застолья.
Кое-кто из них, не зависимо от возраста, поднося к столу что-нибудь из блюд, всхлипывал, дергал опухшим от слез носом на раскрасневшемся лице, а потом, когда руки становились свободными, вытирал фартуком или краем повязанного на шее платка текущую по щеке слезу. Кто-то держался строго, сдвинув брови к переносице и, не поднимая глаза, монотонно двигался от крыльца дома в сад и обратно, доставляя к столу очередную тарелку или чугунок, поставив который, легким жестом отгоняла от еды и закусок многочисленных жужжащих насекомых. Чтобы избавиться от налетов последних, одна из женщин, едва ли не самая старшая, переваливаясь с ноги на ногу, как это делают те, кто постоянно испытывает проблемы с больными суставами и терпит неприятные ощущения от них, не спеша накрыла каждое блюдо чистой тканью, изолировав его от мух до прихода с кладбища всех участников похоронной процессии.
Иногда среди суетящихся с приготовлениями трапезы женщин начинались и скоро заканчивались разговоры с поминаниями добрыми словами усопшего, его семьи, вдовы и детей, на плечи которых взваливались все заботы по дому и хозяйству. То и дело кто-нибудь тяжело вздыхал, тихо приговаривая:
– Не ко времени! Не ко времени! Мог еще жить и жить! Ведь полон сил был и так быстро ушел!
А рядом стоящая родственница или просто пришедшая помочь с кухонными хлопотами женщина вторила ей:
– Да, не ко времени.
Закончив почти все приготовления, уставшие хозяйки собрались возле стола, опустившись по очереди на еще свободные скамейки, заранее приготовленные и расставленные для многочисленной деревенской родни покойного и его семьи, возвращения которых с кладбища уже поджидали. Женщины сели спиной к угощениям, все, как одна, сложив натруженные руки на коленях и, чуть ссутулившись, начали тихо обсуждать дела семьи, в саду которой они сейчас находились и накрывали столы.
– Хоть два сыночка уже выросли. Семьи свои создали. Матери помогать будут, – начала одна, то, что, переваливаясь с ноги на ногу из-за больных суставов, укрывала продукты от мух.
– И остальные уже взрослые совсем. То же мать не оставят, – отвечала та самая, которая несколько минут назад едва не выронила из рук глиняный кувшин с огуречным рассолом, а потом ловко его подняла, радуясь, что тот остался целым.
