Она очнулась и прислушалась – кажется, ушли, попробовала встать, но боль захлестнула, казалось, боль разорвет легкие. Со стоном опустилась на пол, затихла, стараясь осторожно дышать. Ничего, все пройдет, просто надо немного полежать и скорее отсюда… успокоиться, не торопиться. Вряд ли они скоро вернутся, а может, не вернутся никогда. Все в порядке – руки, ноги целы, а главное – успела предупредить. Дышать стало легче. Перевернувшись на бок, попыталась встать – дыхание опять перехватило. Господи, как больно! Переборов боль, она все-таки встала, вышла в сени, подергала дверь – заперто. Повернула замок… Да что же это? Как будто кто-то придерживает дверь снаружи, подергала посильнее – так и есть, на засов закрыли. Вот сволочи! Ничего, можно в окно вылезти. Она вернулась в дом, в глазах потемнело, прислонилась к стене, отдышалась и тут только заметила, что окна снаружи ставнями закрыты. Сразу и не заметила – в доме горел свет. Как же быть? Вспомнила – в соседней комнате в сумке телефон. Надо только набрать номер. Она попробовала выпрямиться – задохнулась, можно было идти только сильно нагнувшись. «Как старушка», – усмехнулась про себя. – «Ничего, лишь бы добраться до телефона». Так и доползла до соседней комнаты и тут почувствовала запах гари. Неужели опять чей-то дом подожгли? И вдруг, как полоснуло! Это их дом горит! Ну конечно, вон дым из-под двери! Пожар! На улице послышались голоса, она хотела закричать, но в глазах опять потемнело…
* * *
– Тетя Дусь, – в окно тихо постучали, – это я, Валентина. Не посмотрите за моими? Мне в город очень надо, бабушку я покормила, поменяла ей все, на плите каша и суп гороховый. – Голос звучал просительно и немного льстиво.
Евдокия Матвеевна открыла створку и посмотрела на часы.
– Ты чевой-то, ни свет ни заря? Что за спешка такая?
– Да мне вчера Настя Копылова сказала, что пособие можно оформить, я справки-то давно собрала, да все никак не соберусь отвезти, а там еще и очередь. Если сейчас опоздаю на восьмичасовой автобус, то…
– Да ладно, что я не знаю, что ли. Беги скорей. Конечно, присмотрю, чего уж там, не боись. Валь! – Крикнула, спохватившись уже вслед, – Купи нам сушек, тех, что прошлый раз привозила.
– Куплю, конечно, постараюсь пораньше вернуться! – Последние слова уже кричала издалека.
Евдокия Матвеевна вздохнула и стала собираться. Хорошо, что она привыкла рано вставать. Уже и курей покормила, и упрямую козу Мотьку подоила. Конечно, в огороде дел полно, но ничего, успеется. Вальке надо помочь, девка хорошая, уважительная, жизнь у нее только не сложилась.
Росла без отца, и то сказать, кто ж с такой бабой уживется – крикливая, бестолковая, ленивая. Клавка целыми днями по селу скакала, от одних к другим, языком трепала да семечки лузгала. Недаром ее прозвали «блоха» – блоха и есть. Муж с ней, правда, несколько лет прожил – это пока Митька их еще маленький был, а когда Валька родилась, сразу же и сбежал. И все. Ни слуху, ни духу.
Так что своего отца Валька не помнила, а Клавка дочку и не замечала вовсе, только своего ненаглядного Митеньку все жалела да баловала. Кое-как он девять классов кончил, лоботрясничал да водку пил до армии, а после завербовался куда-то и пропал. Вот бабушка ихняя, Татьяна Иванна – совсем другая была: и в огороде, и в доме, и постирает, и за Валькой присмотрит, и совет дельный даст, и языком никогда не трепала, за что соседи ее уважали, а Валька-то за ней как кот за веревочкой, и сызмальства помогала. И такая девчонка умненькая вышла: школу одиннадцатилетку закончила очень хорошо, даже в институт наметилась, да тут у бабушки инсульт случился, а мать ее Клавка, чтоб за матерью не ухаживать, возьми да и свинти к сыночку: мол, Митенька в помощи нуждается. Обещалась через месяц вернуться – да какое там… Очень ей надо с больной матерью валандаться, она же первая бездельница и сплетница. Так что про институт Вальке пришлось забыть, пошла работать на ферму к Кольке «живодристику» – так его Евдокия Матвеевна прозвала, а за ней и все деревенские, очень уж она меткие прозвища давала. А у Кольки походочка такая – шажочки мелкие и жопой крутит, ну чистый «живодристик».
