… Маша всю ночь просидела на стуле, боясь лечь на диван и заснуть, иногда сон наваливался густой, вязкой кашей, она проваливалась в черноту, но малейший шорох – вздрагивала и открывала глаза.
Вчера, когда она со страхом и ненавистью смотрела на эту дверь, за которой двое здоровых мужиков обсуждали, как буду ее насиловать, Маша испытала такое мерзкое чувство унижения, бессилия и страха, что хотела умереть прямо сейчас, впрочем, теперь она сомневалась, что ее оставят в живых. Это не люди – это нелюди!
За дверью тихо шептались, неожиданно зазвонил телефон.
– Не отвечай, – прошипел голос.
– Не, нельзя, – возразил другой и ответил в трубку – Да!
О чем он говорил – непонятно, ответы были односложные. Но вот он закончил разговор и что-то пробурчал приятелю.
– Да почему нельзя-то?! Что с ней будет? Подумаешь, по разочку!
– Сказано, нельзя – товарный вид потеряет, – хохотнул в ответ.
– Ну и… с ней! Давай тогда выпьем!
– Говорю, нельзя! – Разозлился другой.
– А пить-то почему нельзя?
– Еще ехать придется, не понял, что ли? Выйди лучше посмотри на улице.
– Да никого там нет, только смотрел… Ну ладно, выйду.
Маша перевела дыхание и опустилась на стул, но дверь внезапно открылась, парень бросил ведро, сказал.
– Это для нужды, чтобы ночью с тобой не возиться.
Сунул кружку с водой и сразу же захлопнул дверь.
Всю ночь так и провела на этом стуле, прогоняя сон, иногда вставала и ходила, но под утро задремала, проснулась от стука. Что-то стукнуло о ставни, то ли ветка, то ли птица…
* * *
Наконец, улеглась вся эта суматоха с приездом Маши и Сережи. В Германии мальчику удачно сделали операцию. Здорово, что Беляев помог им, я знаю, что он тоже туда поехал и оплатил лечение. Если бы он этого не сделал, мы бы сами помогли. И мы с Сашей и мамуля с Ильей Алексеевичем, и Наташка, и Лариска, в общем, все. Мы все переживали за них. Ну теперь конец их мучениям, все закончилось, и все хорошо.
Конечно, Сереже еще предстоит лечение здесь, да и Маше надо подлечиться, хотя она просто расцвела. Я и раньше обратила внимание на ее красоту, но не только я оценила ее – Беляев не сводил с нее глаз. Да и Маша в ответ смотрела на него весьма красноречиво. Вот было бы здорово, если они полюбят друг друга!
– Птичка! Ку-ку!
– Ой, Ты вернулся! А когда ты прилетел? Ты голодный?
– Зверски! И еще очень соскучился.
Он подошел и притянул меня к себе, а у меня как всегда защемило сердце от счастья. Так его люблю! Мне кажется, что сейчас даже сильнее.
– Как Владимир? Как бабушка? Тетя Соня ничего больше не выдавала?
Ну давай, корми меня скорее!
– В таком случае, отпусти меня. И потом, тебе надо переодеться.
– Да, да, еще в душ.
Он поднялся по лестнице, а я включила духовку.
– Саша приехал? – Показалась бабушка.
– Да, так неожиданно, я его только завтра ждала.
– Он у себя?
– Пошел душ принять и переодеться.
– Ну хорошо, мы пойдем с Соней пока прогуляемся, посмотрим, как там Владимир. Мне страшно, он столько раз упал с этого велосипеда.
– Но надо же когда-нибудь научиться, Светочка вовсю катается, а Петя и Владимир все никак.
– Просто девочки вообще быстрее развиваются, но ничего, они потом ее догонят. Соня! – Окликнула тетю Соню, которая спускалась вниз, – я готова, жду вас.
– Ланочка, мне показалось, что приехал твой муж, – тетя с любопытством огляделась и повернулась к бабушке. – По-моему сейчас неудобно уходить, Саша только приехал…
– Вот именно, он только приехал, пусть они побудут одни, не будем им мешать.
– Разве мы мешаем? – Тут же обиженно поджала губки тетя Соня.
– Я в том смысле, что им надо побыть наедине. Сонечка, но вы же понимаете… – И, подхватив ее под руку, повела к выходу.
Я посмотрела им вслед и вспомнила, как я познакомилась с Ольгой Андреевной, Сашиной бабушкой, как вначале она игнорировала меня и говорила исключительно по-французски, а потом она переехала из Питера в Москву, а я боялась, что она не даст нам жить, но все обернулось по-другому. Она мне помогала во всем и делала это так тактично и…
