Зубы прокусили рыжий бок и стиснули сочную мякоть. Сегодня апельсин был сладким, а кожура почти не горчила. Впрочем, цитрусовый, как всегда брошенный дурачащимся Хосе, раскусил по устоявшейся привычке – после боя всегда хотелось пить. Мигель обессилено откинулся на бронеспинку и уставился в белёсое небо. Уже не замечал ни пропотевшей гимнастерки, ни быстро преющих в унтах ног. «Они сбили Сашку!!!» Перед глазами так и падал пылающий «чатос», а вокруг парашюта крутились хищные силуэты «Фиатов».
Лётчик непроизвольно застонал, прижал руку с апельсином ко лбу. Хотел вылезти, но тут слева раздался треск, и истребитель рухнул в сторону многострадальной консоли. Крага неловко скользнула по боевым очкам, и он повис на привязных ремнях в тесной кабине своего И-16. По изуродованному дюралю отвалившегося крыла уже грохотали сапоги друзей. Их крепкие руки ухватили пилота, расстёгивали замки:
– Жив? Двигаться можешь?
Шёл декабрь 1936 года. Уже пятый месяц на просторах Пиренейского полуострова убивали друг друга жители некогда великой Испании, ослеплённые классовой ненавистью. Националистические войска мятежников пополняли оружием и людьми фашисты Италии, Германии и симпатизирующей Португалии. А законная Вторая Республика получала военную помощь от Союза Советских Социалистических Республик.
В ноябре республиканцы, ценой неимоверного напряжения, отстояли Мадрид от одновременного натиска 4-х армейских колонн националистов генерала Франко, усиленных 6,5-тысячным немецким авиационным легионом «Кондор». Правда, пришлось мобилизовать в «Хунту обороны Мадрида» почти всех мужчин, способных держать оружие. Но на этом победный пыл Народной армии иссяк. Её собственные удары – на Талаверу-де-ла-Рейну в Кастилии и Витторию в Наварре, закончились провалом. А 7 декабря в Испании высадился 50-тысячный итальянский армейский корпус. Началась откровенная военная интервенция.
Советский лётчик-доброволец Владимир Феоктистов выбрался, наконец, из истребителя. Среднего роста, широкоплечий и жилистый, на вид гораздо моложе своих 45 лет, он буквально излучал спокойную уверенность. Здесь пилот воевал под революционным псевдонимом «камарадо (товарищ) Мигель». Быстро, сразу на двух языках успокоил сослуживцев, скинул парашют, унты и переобулся в щегольские туфли с металлическим позументом. До войны такие здесь носили только удачливые тореадоры, подчеркивая исключительность. Поэтому механик Паблито специально раздобыл их где-то в богатом квартале Мадрида, когда «Мигель» стал асом, сбив 5-й самолет мятежников. Вот и сейчас, убедившись, что командир не ранен, нетерпеливый каталонец начал слегка пританцовывать от нетерпения. Но не решался уточнить – рисовать ли ещё одну звёздочку на борту его «москас» (мошки)?
– Ну?! – не выдержал один из молодых лётчиков. – Что там?
– «Санчо» сбили! Выбросился с парашютом, но ветром оттащило к франкистам. Как бы не на марокканцев.
Пока на стоянку заруливал второй истребитель, И-15 (он же по-испански «чатос» – курносый), Владимир доложил о результатах вылета командиру истребительной авиагруппы, старшему лейтенанту Копцу:
– Налёт сорван! Два итальянца сбито, один поврежден. Наши потери – «камарад Санчо».
Немного помолчал и глухо добавил:
– Это я виноват, камарадо капитан. Слишком увлёкся «Фиатом». Хотел отомстить за Вовку… И не прикрыл. Прошу наказать по всей строгости!
Над аэродромом повисло молчание. Все знали, как нетерпим к ошибкам Феоктистов, командовавший красным авиаотрядом ещё в свою Гражданскую. Злобно сжавший зубы пилот до сих пор жил по суровым законам Революции и из всех наказаний признавал лишь расстрел.
