Мужчина моей жизни умер в самый первый день весны. Но в Голландии весной еще и не пахло. Ни малейших признаков ее не наблюдалось и спустя 10 дней, когда, обеспокоенная его молчанием и долгим отсутствием в Сети, я надела все самое теплое, что смогла найти среди зимних вещей, и, не решившись сесть на велосипед, с очень тяжелым предчувствием отправилась на окраину Амстердама трамваем. С трудом доковыляв от остановки до его дома – накануне сильно подвернула ступню, – позвонила снизу в дверной звонок. Ответа не последовало.
Бросилось в глаза, что почтовый ящик доверху забит письмами. Сквозь щель снаружи торчали концы нескольких конвертов. Сердце тревожно забилось. Плохой знак…
После недолгих колебаний решилась позвонить в соседнюю квартиру. Сосед – пожилой марокканец открыл дверь, и я поднялась на третий этаж. Как выяснилось, он тоже не видел Алексея около двух недель. Это же подтвердили и другие соседи, с которыми удалось связаться.
Вызванная мною полиция долго пыталась достучаться в квартиру, пока я сидела у соседей, уже почти в истерике. Приехавший вместе с ними специалист по вскрытию дверей без особых усилий открыл замок. Сразу войти внутрь мне не позволили. К тому моменту на лестничной площадке уже собрались почти все соседи. Из недр квартиры до меня донеслась фраза:
– Он внутри…
Я истерично выкрикнула:
– Мертвый?
Услышав ответ, с хриплым стоном выдохнула воздух и села, вернее повалилась на пол.
Пока полиция проводила необходимые действия в квартире, я сидела на полу в соседском коридоре и, раскачиваясь, выла. Присутствовало ощущение нереальности всего происходящего, но боль при этом была настоящей, раздирающей все внутри.
Жена соседа принесла подушку и пыталась ее под меня подсунуть. Время как будто остановилось. Сколько все это длилось, не могу даже предположить. Все вокруг словно исчезло, и я осталась наедине с невыносимой болью. В реальность меня вернула женщина-полицейский, подошедшая спросить, хочу ли я увидеть Алексея. Я с трудом, держась за стенку, поднялась с пола. Да, хочу, конечно, а как же иначе? Вернее, должна, не могу не увидеть… Как бы это ни было страшно…
Его тело, уже упакованное в черный мешок, вынесли в коридор. Он лежал головой к двери, глаза больно резанули седые волосы, борода… все такое знакомое, родное… Лицо не выглядело слишком искаженным, только слегка опухшим. В квартире было холодно, отопление отключено, и открыто окно – он всегда, в любую погоду спал только с открытым окном, – поэтому не было ни запаха, ни следов разложения.
В глаза бросились белые сабо, стоящие в коридоре, – никакой другой обуви он не признавал – висящий на двери в спальню серо-бежевый домашний халат… Точно такой же – унисекс – он подарил когда-то и мне… Я буквально согнулась от пронзительного чувства боли… Стало тяжело дышать. Полицейские попросили подтвердить, что я узнаю Алексея, включив диктофон служебного телефона.
Спустя какое-то время меня, усаженную на диван в соседской квартире, снова попросили подойти. Спросили, кем я, собственно, прихожусь умершему. Так странно… но получалось, что – никем. Вместе мы много лет уже не жили. Очень давно, 32 года назад, вдвоем приехали в Голландию. Мы не были официально зарегистрированы, хотя прожили вместе почти 11 лет. Так кто же я? Практически уже никто. Бывшая подружка. И ни на что не имею права… Похоронами будет заниматься муниципалитет, как это всегда бывает, когда человек абсолютно одинок…
Практически уже никто… Это невозможно осознать. И то, что все эти долгие годы даже после того, как разошлись, мы были в тесном контакте и виделись не реже двух раз в неделю, это никого не волнует. Больше половины жизни так или иначе, но вместе – это все теперь тоже неважно? Да, похоже, что так. Ни для кого, кроме меня. А для меня… Для меня он – главный мужчина моей жизни, моя кармическая близнецовая половинка, моя боль, моя вина, моя страсть, моя родственная душа, пришедшая вместе со мной на землю, чтобы я получила свой самый значимый, самый главный урок… И самое странное и страшное, что окончательно поняла все это я только сейчас, сейчас, когда его уже нет…
