«Oscar et la dame rose» – © Editions Albin Michel S.A., – Paris 2002
«Monsieur Ibrahim et les fl eurs du Coran» – © Editions Albin Michel S.A., – Paris 2001
«L'enfant de Noe» – © Editions Albin Michel S.A., – Paris 2004
«Le sumo qui ne pouvait pas grossir» – © Editions Albin Michel S.A., – Paris 2009
«Les dix enfants que madame Ming n’a jamais eus» – © Editions Albin Michel S.A., – Paris 2012
© М. Брусовани, перевод, 2013
© Г. Соловьева, перевод, 2005, 2010
© Д. Мудролюбова, перевод, 2005
© А. Браиловский, перевод, 2005
© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014
Издательство АЗБУКА®
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
* * *
Посвящается Даниэль Дарьё
Дорогой Бог!
Меня зовут Оскар. Мне десять лет, я умудрился поджечь нашего кота, собаку и весь дом (кажется, даже поджарил золотых рыбок), и я пишу тебе в первый раз, потому что прежде мне было совершенно некогда из-за школы.
Сразу предупреждаю: письменные упражнения наводят на меня ужас. По правде, надо, чтобы уж совсем приперло. Потому что писанина – это разные там гирлянды, помпончики, улыбочки, бантики и все такое. Писанина – это всего лишь завлекательные враки. Словом, взрослые штучки.
Могу доказать. Взять хоть начало моего письма: «Меня зовут Оскар. Мне десять лет, я умудрился поджечь нашего кота, собаку и весь дом (кажется, даже поджарил золотых рыбок), и я пишу тебе в первый раз, потому что прежде мне было совершенно некогда из-за школы». Я мог с таким же успехом написать так: «Меня прозвали Яичная Башка, на вид мне лет семь, я живу в больнице, потому что у меня рак, я никогда не обращался к тебе ни с единым словом, потому что вообще не верю, что ты существуешь».
Только напиши я так, все обернулось бы скверно и у тебя вообще пропал бы ко мне всякий интерес. А надо-то как раз, чтобы ты заинтересовался мной.
Меня устроит, если у тебя найдется время кое в чем помочь мне.
Я сейчас все тебе растолкую.
Больница – это классное место, здесь полно взрослых, пребывающих в отличном настроении, говорят они довольно громко, здесь полно игрушек и розовых тетенек, которые просто жаждут поиграть с детьми, к тому же здесь всегда под рукой масса приятелей вроде Бекона, Эйнштейна или Попкорна, короче, больница – это кайф, если ты приятный больной.
Но я уже не приятный больной. После того как мне сделали пересадку костного мозга, я чувствую, что я им больше не приятен. Нынче утром, когда доктор Дюссельдорф осматривал меня, я, похоже, разочаровал его. Он, не говоря ни слова, глядел на меня так, будто я совершил какую-то ошибку. А ведь я старался во время операции – вел себя благоразумно, позволил усыпить себя, даже не стонал, хоть было больно, послушно принимал всякие лекарства. В иные дни мне хотелось просто наорать на него, сказать ему, что, может быть, это он, доктор Дюссельдорф, со своими угольными бровищами, профукал мою операцию. Но вид у него при этом такой несчастный, что брань застревает у меня в глотке. Чем более сдержанно этот доктор Дюссельдорф со своим огорченным взглядом ведет себя, тем более виноватым я себя чувствую. Я понял, что сделался скверным больным, больным, который мешает верить, что медицина – замечательная штука.
Эти врачебные мысли – они, наверное, заразны.
Теперь все на нашем этаже: медсестры, практиканты, уборщицы – смотрят на меня точно так же, как он. Когда я в хорошем настроении, у них грустные физиономии; когда я отпускаю шуточки, они силятся рассмеяться. По правде говоря, они смеются громче, чем прежде.
