Глава первая, в которой всё только начиналось
Волнение было невероятным. Вирджин то и дело нервно вытирала платком потеющие руки, но они вновь и вновь становились влажными. Колени предательски тряслись, внутри всё просто замирало от напряжения и страха, а до выхода на сцену оставалась всего пара номеров. Пожалуй, ещё никогда прежде Вирджин так не боялась собственного выступления. Раньше свои школьные концерты она воспринимала, как небольшое приключение, приятный диалог со зрителем, нечто лёгкое и воодушевленное. Волнение было сродни предвкушению чего-то приятного, а не холодным осознанием ужаса.
Вирджин тщетно пыталась успокоить себя, отлично понимая, что скользкие руки будут мешать игре. Она может ошибиться, а ошибка на этом выступлении – безоговорочный провал. Впрочем, то же касалось и нервозности. Её музыка должна была проникать в сердца, а не неуклюже корчиться в попытках правильно сыграть ноты.
А ведь всё могло быть иначе! Всего неделю назад Вирджин ждала этого выступления, будучи окрыленной и полной решимости. Она возвращалась из школы пешком, чтобы пройтись через весенний, благоухающий цветами сакуры парк. Аромат вишни ещё больше вдохновлял её. Вирджин едва слышно напевала любимый мотив, настолько погружаясь в себя, что иные звуки просто исчезали. Невероятно увлечённая, она и не заметила, как вышла из парка, и вместо шороха ветра и трелей птиц её окружили шум снующих на разных уровнях наномобилей и гул скоростного нанопоезда, а нежный аромат цветов сменился резкими и плотными запахами пыли, разогретой полуденным зноем техники и дорогих духов. Небоскребы упирались в кристально-синие небеса, широкие улицы уходили к самому горизонту. Вокруг царила привычная городская суета, но Вирджин по-прежнему ничего не замечала. Мысли были полностью поглощены музыкой и предстоящим занятием дома. Она только-только осознала, как можно сделать любимый мотив ещё более выразительным, и всё ещё находилась во власти этого нового ощущения, когда перед глазами появился знакомый дом. «Цветочная лавка леди Виолетт» – гласила красивая вывеска. Вирджин уже собиралась нырнуть в знакомую обстановку – лавка принадлежала её матери, и на втором этаже находилась их небольшая квартира, – но на пути внезапно возникло препятствие.
У входа в лавку с большим букетом алых роз стоял омэйю. Конечно, встретить высшего в дверях цветочного магазина не было чем-то удивительным или странным. Омэйю часто посещали материнскую лавку, и Вирджин не раз уже сталкивалась с ними, когда те приходили, чтобы сделать заказ, или уходили с цветами наперевес. Но этот омэйю явно выделялся из всех прочих клиентов. Вирджин ошарашено замерла в нескольких шагах от высшего, начиная приходить в себя.
Омэйю был зол. Он кричал что-то чуть ли не на всю улицу и нервно тряс букетом, отчего с цветков на мостовую опадали алые лепестки. Вирджин с недоумением смотрела на него, так как никогда прежде не видела, чтобы высший вёл себя подобным образом. Обычно омэйю отличались невероятной сдержанностью и прекрасными манерами. Они даже здоровались с ней, отвлекаясь от заказа, когда ей случалось проходить мимо в лавке.
– Добрый день, юная леди! ― слышала она себе вслед.
Обычно Вирджин оборачивалась, заливаясь пунцовым румянцем, и делала подобающий книксен, чем нередко заслуживала похвалу для своей матери.
– У вас милое дитя, леди Виолетт, ― говорили омэйю, заставляя и леди Виолетт опускать взор и произносить слова благодарности за столь лестную оценку.
Но сейчас всё было совершенно иначе. Ярко-жёлтые с молнией-зрачком глаза омэйю горели устрашающим пламенем. Вытянутое лицо успело потерять благородную бледность, окрасившись в зеленовато-коричневый и став оттого ещё более пугающим. Вирджин инстинктивно отступила на шаг назад. Омэйю были значительно сильнее людей, и потому оказаться рядом с высшим, когда тот в гневе могло быть опасно.
