– Твой отец нам должен, – произнес Арслан, нахмурено вглядываясь
в зеркало заднего вида, – а значит твоя семья должна, и ты тоже
должен. Нету такого, один должен – другой гуляет.
Он показал в воздухе двумя пальцами гуляющего кого-то, потом,
продолжая это же движение, поправил зеркало и добавил:
– Порядок надо везде чтобы был. Когда порядок не работает,
беспорядок начинает работать. Беспонтовая движуха начинается. Ты
согласен?
Я, сидящий на заднем сидении, неопределенно пожал плечами.
Спорить с их землячеством, находясь в меньшинстве в чужой машине,
не хотелось. Два четких шрама на лысой голове Арслана и его
коренастая, сбитая как тугой шар фигура подсказывали мне, что люди
и покруче меня спорили с ним, а он вот тут, жив и здоров, лекцию
мне читает.
Сидящий на пассажирском сидении напарник Арслана, ростом был,
наверное, даже ниже его – сантиметров сто семьдесят. Я со своих
ставосьмидесятипяти мог смотреть на обоих свысока. Но смотреть
свысока на человека, чьи уши выглядели как два переваренных
пельменя, приклеенных к голове, не позволяло чувство
самосохранения. Такие уши выдают как почетную грамоту за жизнь,
проведенную в боях.
– Его зовут Ибрагим, – Арслан уважительно, открытой ладонью,
показал на пассажира. – Он за тобою будет присматривать. Специально
приехал, дела оставил, будет смотреть, чтобы ты все ровно делал.
Всякие штучки сразу оставь, если не хочешь, чтобы он нервы показал.
Твои родные накосячили – ты отвечаешь, ты накосячишь – твои родные
отвечать станут. Ты понимаешь меня? – он опять посмотрел на меня в
зеркало заднего вида и, не переводя взгляд на дорогу, продолжал еще
с полминуты смотреть на меня металлическими глазами.
Я кивнул.
– Ты, Руслан, хороший парень. Не чёрт. Поэтому мы с тобой равный
разговор ведем, как с другом. После того, что твой отец устроил,
вообще по-другому можно было обсуждать. Конторских он притянул
вообще не по делу, но сам себя и наказал. Он думал они ему помогут
– нас прогонят, а они нас прогнали, а ему не помогли. Фирму ему
контора не вернет, им самим кушать надо, а его долг нам ты отдашь.
Нам тоже кушать надо. А тебе… тоже кушать надо, но тебе, чтобы
кушать, жить надо. Я не пугаю, я объясняю.
Он почесал рукой подбородок с двухдневной, четко оттримленной
щетиной.
Я отрицающе покачал головой и чеканно, стараясь не допустить
слабины в голосе, произнес:
– Контору он против вас не привлекал, это их инициатива. А мне
отдавать нечем, все деньги туда, в фирму вложены.
– Деньги он занимал у людей, которые нам должны. Решать должен
был с нами. Он хотел хитрый быть за наш счет, а мы будем хитрыми за
твой счет.
– Арслан, поверь, нет денег, совсем. Тысяч пятьдесят зеленых
наберу по знакомым – всё, это мой потолок.
– Молодец, на такие деньги можешь пару раз отдохнуть съездить, а
долг он – два миллиона, это перед процентами. После процентов он
еще больше долг, понимаешь?
Я неопределенно помотал головой.
– Не вижу выхода. Говорю, таких денег нет.
– Ты все на деньги считаешь – это правильно, но есть еще
человеческие отношения. Они дороже денег стоят? Согласен?
– Нету цены человеческим отношениям, – влез Ибрагим,
поворачиваясь ко мне. – Ты к нам хорошо, мы к тебе хорошо.
Я опять кивнул.
– Он согласен, – сообщил Ибрагим водителю. – Хороший человек, с
пониманием относится.
Тот довольно кивнул и прибавил скорости, легко кидая машину из
ряда в ряд. Мы неслись мимо других машин, словно они двигались с
городской скоростью на автотрассе. Сам я так быстро никогда не
ездил, хорошо зная корреляцию скорости со смертностью на дорогах,
но людям с такой формой ушей статистика была нипочём.
– Ты Гусева знаешь? – спросил Арслан, продолжая гнать
автомобиль.
