– Казыл-Гирей – он как болячка… как
нарыв, который годами сидит на коже. Без него нельзя – все к нему
привыкли. Но если твоя рука не дает тебе жить – отними её! Если
бодливый бык стоит на пути – накорми им голодных. Все, кроме быка,
будут довольны.
Высокий человек в огромном,
белоснежном тюрбане, делающим его ещё выше, неторопливо ходил по
комнате, неслышно приминая мягкими сапожками толстый ворс дорогих
ковров, лежащих внакидку, один на другом. Борода черного цвета, с
легкими вкраплениями седины, обрамляла его точеное, словно из
слоновой кости лицо, с прозрачными, как вода, глазами.
Его собеседник, судя по одежде –
воин-янычар, слушал его, почтительно склонив голову и не перебивая.
Бороды у него, как водится у янычар, не было – только небольшие,
каштановые усы подчеркивали с трудом сдерживаемую лихость его
натуры. Усы не хотели находиться на лице спокойно и то и дело
склонялись то вправо, то влево – в зависимости от напряжения воли
слушавшего. Можно сказать, жили своей жизнью.
Человек в тюрбане, впрочем, не
обращал никакого внимания на переживания усов на лице молодого
янычара и монотонно – скорее себе, чем ему – повторял задание.
– Ода Ахмедулы, под видом посольства
и купцов от арабов, придет в Бахчисарай и уберет Казыл-Герея. Уйдет
также его брат и обязательно жена, Риз-хатун. Тут решено. Но, ещё
раз повторяю, солдат – его дочь должна уцелеть и быть в целости и
сохранности доставленной в пустой дворец в Мянжи. Ни один волос с
неё не должен упасть! В целости и сохранности. Понимаешь?
– Так точно, ваше
превосходительство. В целости и сохранности. Род пророка не должен
быть пересечен и женившийся на продолжательнице рода наследует и
благодать помазания, и права на Кырым. Я всё понимаю.
– Вот эта богохульная картинка, – он
передал янычару в руки написанную маслом картинку, размером с две
ладони, – это она. Нарисовал её один гяур, но нарисовал очень
умело. Смотреть на такие вещи – харам, но нам нужно для
богоугодного дела. Вот такая она, значит. Рыжие волосы. Зеленые
глаза. Не перепутаешь. С помощью этого гяура – наше дело только
легче станет. Запомнил, как она выглядит?
– Так точно, паша.
– Найди её, эфенди и привези в
Мянжи. Я не прошу. Я не приказываю. Это просто твой единственный
шанс. Других вариантов даже нет.
– Я обязательно найду её,
повелитель.
– Опиши её ещё раз, – высокий сел на
подушки и, скрестив руки на животе, устремил глаза на воина.
– Пять арашей и две ладони, то есть
мне вот тут, – он поднял ладонь до уровня глаз. – Ладная, вид имеет
приятный, без родинок и описательных деталей. Волосы рыжие, как у
шайтана, глаза зеленые. Обязательно найдем её, Абу-Рауф, –
почтительно, по имени первого сына обратился к человеку в тюрбане
янычар. – Нельзя не найти.
– Здесь достаточно золота, – тот
протянул молодому туго набитый кошелек. – Хватит на все. На дорогу,
на расходы и на людей. Получишь в пять раз больше. И ещё кое-что…
По служебной лестнице полетишь вверх. Сильно вверх. Как летающий
змей. Или вниз. Понял?
– Всё очень хорошо понял, паша, –
молодой человек, почтительно склонил голову и почти полностью
утихомирил воинствующие усы. – Не подведу.
– Иди, Волкан, и приходи за новой
должностью и новым влиянием. Как сокол вверх взлетишь. Или, как
шакал, вниз упадёшь.
Янычар почтительно коснулся губами
перстня на протянутой ему руке и, не поворачиваясь, пятясь, отошел
к дверям – где ещё раз кивнул головой. И уже только тут развернулся
и, толкнув дверь, вышел.
За дверью он натянул на голову
бывшую до этого в руках войлочную шапку, похожую на длинный,
оторванный от халата рукав. Поправил деревянную ложку, которая
торчала за отворотом шапки точно по центру, словно некая кокарда.
После чего резким шагом отправился отвязывать коня, терпеливо
дожидавшегося его у коновязи, по дороге кивая страже с такими же
ложками на шапке.
