– Печеньку хочешь? – в душной
темноте рядом со мной чем-то громко зашуршали, потом принялись
жевать, явно стараясь не чавкать…
– Тише ты! – так же громко вздохнула
я и протянула руку, чтобы прижать ею очередной пакет с провизией,
который умудрилась вытащить из рюкзака Марго. Вместо этого мои
пальцы попали в печенье – сухое и шуршащее даже громче пакета, в
котором оно было. Пришлось взять.
– Ты же шнаешь – я ем, когда
нервнишаю… – попыталась оправдаться Марго с набитым ртом.
«Ем» – это было мягко сказано. С
того самого момента, как мы решились залезть в кабинет к
Воскресенскому, единоличному властителю на кафедре химии и
биологии, рот у Марго не закрывался. В буквальном смысле этого
слова – когда она не ела, она говорила. А когда не говорила –
вздыхала, охала и причитала от волнения.
Я уже десять раз пожалела, что
затеяла весь этот цирк. То же мне, шпионки нашлись – одна жрет не
переставая, вторая чуть не засыпает после бессонной ночи,
заполненной зубрежкой-в-последнюю-минуту!
Экзамен по гребаной органической
химии – вот о чем следовало думать сегодня! А не о том, как лихо мы
разгадаем секрет нашего красавца-химика, который всего лишь через
два часа будет вальяжно разгуливать между рядами студентов,
удивительным образом разоблачая самых искусных списывальщиков.
– Напомни, зачем нам это нужно? –
попросила я, широко зевнув и потирая глаза. Может, можно немного
поспать прямо здесь, в кладовке на складном стуле?
– Ты не поверила, когда я сказала,
что Воскресенский водит к себе женщин потому, что с ними спит, –
послушно напомнила Марго. – И выдвинула свою версию – он, мол,
варит и продает дамам наркотики. Как мистер Уайт. Я сказала, что
вряд ли, потому что он в принципе не тот типаж мужчины и скорее
похож на жиголо, чем на побитого жизнью ученого-наркоторговца… Мы
поспорили, и ты предложила провери…
– Марго, – остановила я этот новый
фонтан словесности. – Это был риторический вопрос. Мне еще не
настолько отшибло память зубрежкой.
На самом деле, мы «поспорили» – это
еще мягко сказано. С пеной у рта доказывая каждая свою правоту, мы
с Марго чуть не поругались, обменялись нелестными эпитетами и в
пылу гнева пообещали друг другу по тысяче рублей, если версия
другой окажется верной.
Ну, то есть, проще говоря, мы
заключили пари, и сегодняшний вечер должен был расставить все точки
над «и» и ответить-таки на вопрос, который тревожил головы всех
студенток химико-биологического – почему в полуподвальный
кабинет профессора Воскресенского непрерывным потоком, вот уже три
месяца кряду, ходят женщины?! И не просто женщины, а ухоженные,
холеные женщины из самых богатых районов Москвы, приезжающие на
собственных авто, а порой даже и с водителем.
– Вот увидишь, Ксю, что он их… того.
Придется закрывать уши! – тараторила Марго, пока мы, оглядываясь,
под прикрытием очень раннего утра, спускались в полуподвальный
этаж, который целиком занимал наш факультет, вместе с лекционным
залом, тремя лабораториями, складом и кабинетом Воскресенского,
которому завкафедрой позволяла полную свободу действий – от
составления расписаний до перепланировки внутренних помещений по
его первому требованию.
Если версия моей подруги окажется
правильной, вполне вероятно, что он и нашу завкафедрой… того. А что
тут такого? Женщина она видная, хоть и в возрасте, а в последнее
время и вовсе расцвела, словно обрела вторую молодость. Ничего
удивительного, если причиной этого позднего цветения окажется наш
красавчик-химик.
И все же, я даже в душе билась за
свою версию – рисовать в голове образ эдакого мистера Уайта было
интригующе и гораздо приятнее, нежели представлять Воскресенского в
объятьях Натальи Борисовны.
