– Экзамен на столе, марэсса Калахан.
А не у вас между ног.
Я дернула подбородком, заливаясь
краской, и с ненавистью уставилась в холодные, голубые глаза.
Господин ректор сидел прямо передо
мной – точнее, я перед ним. Он ведь специально приказал мне занять
именно эту парту – в двух шагах от его учительского стола. Будто
чувствовал – даже нет, знал! – что мои коленки будут сплошь
обклеены шпаргалками – разумеется, невидимыми для постороннего
взгляда и неопределимыми наощупь.
Заклятье «Шпора» – искусное
изобретение кого-то из наших гениальных предшественников – спасло
уже не одно поколение студентов Рутгердской Академии. Но сегодня, я
чувствую, оно мне не поможет.
Тридцать пять человек в классе и как
минимум пятнадцать из них списывают! Отсюда вижу, как Марлена ди
Барес откинулась на спинку стула, чтобы удобно было, задрала юбку
чуть ли не до трусов и скатывает целыми полотенцами.
Но нет! Этому гаду ползучему плевать
на ди Барес. Ему нужна я. И завалить он хочет лично
меня!
Потому что я «пустоголовая
пигалица», «распущенная донельзя», «наглею не по дням, а по часам»…
и так далее по списку. А еще я – Калахан. Не «ди Калахан», не «дю
Калахан», а просто Калахан. Что само собой подразумевает, что в
престижную Академию я попала за взятку, а не в силу какого-либо
личного таланта. Потому что папочка мой, понимаете ли, «из
нуворишей» – тех, кто везде и всюду пробивает себе дорогу деньгами,
а не родословной и традиционными, семейными связями. Как будто это
не одно и то же.
Вот поэтому господин ректор усадил
меня сегодня прямо перед собой и с самого начала экзамена не сводит
с моей скромной персоны цепкого, пронзительного взгляда.
Периодически он ухмыляется, замечая,
как я ерзаю, пытаясь хоть как-то скосить глаза под стол, и с
удовольствием объявляет о приближении конца экзамена – еще сорок
минут, еще тридцать, двадцать…
Лично для меня ведь объявляет, уже
представляя себе, как будет провожать меня до ворот Академии и
передавать из рук в руки моему папеньке.
«Способности невозможно купить, мейр
Калахан…» – довольно улыбаясь, заявит он. А папенька будет
хмуриться, поджимать губы и метать глазами молнии, потому что
ответить тут нечего – дура и есть дура, даром, что богатая.
И поеду я, горемычная, туда, куда по
уговору с моим дорогим семейством должна была отправиться с самого
начала, с самых моих шестнадцати лет – если бы не уговорила отца
дать мне отсрочку. А именно – замуж за омерзительного, престарелого
лорда Грааса, с которым меня обручили еще в детстве, чтобы
приклеить к деньгам благородную фамилию.
Судорожно вздохнув, я сделала
последнюю попытку вспомнить хоть что-нибудь. Хоть какую-нибудь
важную деталь из истории Восстания Церберов и его подавления бравой
Императорской гвардией. Но увы – все было бесполезно.
Лекция, по материалам которой
составили Заключительный Экзамен, была мной полностью пропущена –
нет, я не загуляла, и не проспала. Просто валялась в своей комнате
с высокой температурой и не успела переписать материал.
О, если бы я знала, что именно этот
мой пропуск станет причиной столь точного выбора экзаменационных
тем, я бы, разумеется, отнеслась к делу более серьезно.
– Десять минут, марэсса Калахан… –
раздался ненавистный голос у самого уха, заставляя подскочить на
стуле.
И да, этот голос внушал мне не
только страх, как я не пыталась убедить себя в обратном. Подлец
умел говорить так, что мозги собирались в нестройную кучу и
плавным, горячим желе стекались по позвоночнику вниз.
И он знал об этом. Не мог не знать!
Именно поэтому пророкотал мне этим своим низким, бархатным голосом
прямо в ухо, в пыль разбивая последние жалкие попытки
сосредоточиться и хоть что-то из всего этого вымучить.
