Ка-арис:
Я вбежала в комнату, уже почти ничего не видя, не осознавая, не
понимая.
Кровать – самое надежное средство от детских обид. Я всегда
пряталась там, зарывшись под одеяло, когда злилась. Вот только
когда мне было хоть немного страшно, я мчалась через весь дворец к
отцу. Мчалась как ветер, чтобы страх не успел меня догнать…
И я находила отца, где бы он ни был. Он обнимал меня, прижимал к
себе, и все страхи отступали, все обиды уходили. Становилось тепло,
уютно, надежно, и я верила, что так будет всегда. Мы же
долгоживущие. Папа – вечный, он все время будет рядом. И мама…
Но я ошибалась… И сейчас мне очень-очень страшно, а бежать – не
к кому.
Синдр:
Не знаю, какой слепень меня в задницу укусил, но вместо того,
чтобы пойти от матери напрямки, по утоптанной тропинке, мне
приспичило подняться на небольшой пригорок. Прям вот словно ноги
сами потащили заглянуть за другую сторону огромного, склизкого,
покрытого мхом валуна. Ну или захотелось активно милующихся квакш
пугануть.
А то прямо идиллия у них… аж завидно.
Вот когда мой папаша-орк, под три метра в вышину и два метра в
плечах, мою мамку-тролльку ростом метр с кепкой в кустах заваливал,
о чем он думал вообще? Как у них вышло что-то, до сих пор понять не
могу, у него ж… как ее рука!
Иех! Мне о таком только мечтать!..
Но, главное, всем назло, у матери внутри зародился я, и эта
героическая женщина меня выносила. Вот за одно это ее любить готов
– семь месяцев таскать в пузе еще одну треть самой себя по
размерам! И ведь знахарка, готовая от приплода помочь избавиться,
под боком была. Но мать у меня психованная… в смысле, эта…
самоотверженная! Выносила и родила.
Только на этом ее страсть к подвигам закончилась, и меня, всего
такого нарядного, в корзиночке оставили у входа в шатер отца. То-то
наутро все его девять жен возрадовались, узрев тролльего
подкидыша!
Они там между собой до сих пор дерутся, очередь выдумывают, чуть
ли не номерки на ночь разыгрывают. А папаша мой то к мамке бегает,
то к кикиморе какой-то, то еще куда-то на сторону – я в его бабах
запутался давно. Главное, все от земли в прыжке до маковки достать…
Вкус у него такой, странный.
Мне, наоборот, орчанки нравятся, да только я им всем в пупок… ну
ладно, прямо в сиськи носом упираюсь. А грудь у них у всех как
кулак… отцовский. Утыкаться одно удовольствие. Да только кто ж мне
даст?! Никто…
Для троллек я крупный страшный орк, для орчанок – мелкий
страшный тролль.
И тут квакши на валуне!.. Милуются! Чтоб их кикимора
сварила!
А меня вчера Келда очередной раз на обе лопатки уложила, когда я
к ней попытался подкатить. Но уже не смеялась и букет взяла.
Все же права мать – женщины в любом племени до цветов и внимания
слабы.
Шириной плеч я, может, и не вышел, клыки тоже так себе… едва
заметные. Позор, а не клыки!.. И волосы на голове не брею, потому
что иначе толстого хвоста на макушке, как у остальных орков, не
выходит. Приходится все что есть стягивать, чтобы хоть издали народ
не пугать. Тонкий у меня волос для орка… И цвет волос не
темно-зеленый, а черный, как у троллей. Зато кожа не
нежно-оливковая, а серо-зеленоватая. И уши, хоть и заостренные, но
не вытянутые вверх, а обычного размера, с ладонь.
Пусть для орчанок я – страшный низкорослый слабак, зато мать у
меня – кладезь мудрости, а бабка – знахарка… поэтому в кармане
лежит зелье приворотное, для Келды.
Доза как на два десятка троллей рассчитана, но зато на седьмицу
должно хватить. Главное – придумать, как бы в нее его влить тишком.
Куда б подмешать… и со стыда не сгореть.
Но уж очень Келда красивая! А главное, я ж ее не в шатер к себе
зову – на такое она точно не согласится, даже если я ее в
приворотном зелье искупаю. Просто… хочу!.. А там, может, и до шатра
договоримся.
