Лодка, которую местные жители называют бангка уткнулась носом в прибрежный песок. Старый рыбак тощий, как сухой тростник Хуан Окампа шагнул через борт и, собрав остаток сил после ночного промысла, вытащил лодку на берег, затем достал огромную плетеную корзину, доверху наполненную свежей рыбой и потихоньку заковылял к своей бамбуковой хижине, покоившейся на деревянных сваях – типичному жилищу в коих обитают беднейшие крестьяне филиппинских островов.
Над морем застыл розовый круг солнца. Окрашенный в желтые тона прибрежный лес плотной стеной отгораживал владения Окампы от внешнего мира.
Возле дома на привязи мирно паслась коза в собачьем ошейнике. Она топталась вокруг ржавого ведра с оторванной ручкой и поглядывала то на своего хозяина, то на улов. Окампа по своему обыкновению бормоча ругательства беззубым ртом, начал распутывать узловатыми руками рваную сеть.
Внезапно что-то мелькнуло за спиной старика. Он, бросил снасть и обернулся.
– Эй, кто здесь? Диего!.. Это ты?..
Ответа не последовало… Окампа постоял в нерешительности, прошелся вдоль кустарника… Вокруг – никого, только привычный глазу береговой пейзаж. Старик углубился в джунгли – ему показалось что там неподалеку за деревьями кто-то стоит и тайком наблюдает за ним.
– Эй! Кто здесь?..
Однако, подойдя поближе, ничего, кроме причудливой игры света на древесном стволе не обнаружил. Немного успокоившись, Окампа повернул обратно.
И дом, и лодка, и старая сеть – всё по-прежнему было на своих местах. Почти всё… Чего-то явно не хватало. И только присмотревшись по внимательней, Окампа понял, чего именно: коза и улов – исчезли, пропали – как и не было…
Окампа повертел в руках кусок веревки, оставшейся от привязи, и озираясь по сторонам, зарычал:
– Дьяволы… дьяволы…
В ответ где-то в глубине леса протяжно заблеяла коза.
Старик, не теряя времени, вооружившись тесаком, пустился следом за своим имуществом.
– Выходите сюда… Дьяволы… Проклятье!..
Ковыляя по джунглям быстрым шагом, спотыкаясь и сотрясая воздух огромным лезвием, Окампа был уверен: ещё немного и он застанет похитителей врасплох. Но сильный удар по голове, откуда-то со спины перечеркнул его надежды. Всё вдруг куда-то поплыло, закружилось, завертелось, горизонт зашатался, и старик рухнул на землю, не издав ни единого стона.
В полицейском кабинете царила духота. На потолке беспомощно висел здоровенный вентилятор с оборванными проводами. Крашенные в грязно-зелёный цвет стены, коричневый пол, на котором стоял аналогичного цвета стол из грубых досок, серый несгораемый шкаф для бумаг, испускавший тошнотворный запах краски – всё это вместе с полуденной жарой действовало угнетающе.
– Истинно говорю вам – это горные дьяволы, да… они… остались здесь и… ходят, и ходят себе… – ещё не оклемавшийся после сотрясения сеньор Окампа едва подбирал слова.
Молодой тучный сержант по имени Деннис Акино, разгоняя мух, отирал пот с круглого лица, глядел на контуженного старика с нелепой повязкой на голове и про себя думал: «Вот они – будни провинциального полицейского – духота и вечные мухи. Назойливые твари, прямо как этот старик.» Взглянув на часы, страж порядка тяжко вздохнул. До конца смены ещё трудиться и трудиться…
– Господин Окампа, давайте подытожим: что у вас пропало?
– Коза пропала, и рыба пропала… с корзиной.
– Рыба с корзиной?
– И коза тоже…
– Тоже с корзиной?
– Да, то есть нет… коза у меня с ошейником была… собачьим
– А зачем козе ошейник, тем более собачий? – полюбопытствовал сержант
– У меня раньше собака была…
– Собака тоже исчезла?
– Нет, собака подохла, а ошейник я козе надел, чтоб она случайно не пропала… – объяснил Окампа.
– И всё-таки она пропала!
– Пропала.
