«Если что-то заставляет тебя задуматься – остановись и пораскинь мозгами» – так говорила мне мама. Будь она жива, я бы сказала ей, что останавливаться сейчас, накануне карьерного взлета, мне никак нельзя. А она бы покачала головой и совершенно справедливо заметила: «Это твой выбор».
Надевая черную юбку и туфли на каблуках, прокручиваю в голове километровый список дел на сегодня: договор по жилому комплексу «Парк 77», сравнительный анализ продаж для оценки трехкомнатной квартиры в «Мейфэре»… Это только на утро. А потом я обещала отвезти девочек в Филадельфию.
Проверяю сообщения: вот черт… Чунг Ванг, маклер из Пекина, ответил по поводу «Плазы». Рейс у него в двенадцать. Перед вылетом хочет увидеть объект. Пишет: «Рассчитываю на вас». О нет! Только его мне сейчас не хватало! Но он из числа моих основных клиентов, и, если я откажусь, он быстро найдет мне замену. «Все будет сделано», – отвечаю ему я, а потом отправляю еще одно сообщение – агенту, представляющему интересы владельца.
Сводит живот. Как я скажу девчонкам, что не смогу отвезти их в кампус? Энни уже слышать не может мою вечную песню: «Работа прежде всего!» Да я и сама, честно говоря, устала, но выиграть конкурс брокеров нужно обязательно. Надо вытерпеть еще восемь месяцев этого безумия, и станет легче.
Выйдя из спальни, сразу слышу звон посуды и чувствую аромат гренков. Смотрю на часы: пять тридцать шесть. Кристен не ложилась. Это уже не в первый раз. Торопливо шагая по коридору, мысленно вношу в свой список еще один пункт: поговорить с Брайаном о нашей дочери. В такие периоды, когда у нее, девятнадцатилетней, настрой меняется быстрее, чем любимый плейлист, я благодарю судьбу за то, что мой бывший – врач.
Срезаю путь через столовую. На столе валяется раскрытая сумочка Кристен. Оттуда выглядывает кошелек, упаковка мятных конфеток и явно фальшивое водительское удостоверение на имя какой-то Эдисон. Эх, Кристен, Кристен… Сейчас мне некогда с тобой разбираться.
Иду дальше и останавливаюсь перед кухней. Обычно здесь образцовый порядок, но сейчас белые мраморные столешницы завалены кастрюльками и сковородками, обертками от масла и яичной скорлупой. Темные доски пола припорошены мукой и сахарной пудрой. Кристен взбивала сливки в медной миске, и даже с порога я вижу клочья белоснежной пены на блестящей плите. Остается только воображать, что прячут белые шкафчики.
Сама Кристен стоит у разделочного стола все в том же желтом платьице, которое было на ней вчера вечером. Ногти на босых ногах накрашены фиолетовым лаком. На голове беспроводные наушники. Фальшиво напевая что-то хип-хоперское, она намазывает толстые куски булки арахисовой пастой. Хочется одновременно приласкать и придушить эту дурочку.
– Доброе утро, дорогая, – говорю я.
Не переставая трясти головой в такт музыке, Кристен тонкой струйкой льет поверх пасты мед и кладет хлеб на шкворчащую сковородку. Дотрагиваюсь до ее костлявенького плеча. Она вздрагивает, но в следующую секунду на ее лице расцветает улыбка:
– Привет, мам!
Кристен сдергивает с головы наушники, из которых доносится буханье ударных. Потом нажимает кнопку на телефоне, и музыка наконец стихает.
– Готова завтракать?
Ее голубые глаза танцуют, но за этим весельем я вижу поволоку переутомления.
– Ты бы лучше прилегла. Совсем не спала сегодня?
Она пожимает плечами, отхлебывая эспрессо из крошечной чашечки:
– Сон – для детей и старушек. Погляди-ка, что я приготовила!
Я вздыхаю:
– Надеюсь, ты планируешь все тут прибрать, перед тем как… – Я замолкаю на полуслове, увидев красивый плакат, приклеенный скотчем – да, скотчем! – к шкафчикам: «До свидания, мама! Будем скучать! Целуем, обнимаем!»