— Эй, ты куда? — послышался сверху глас
капитана. — Всё уже?
— Всё уже, — умиротворённо молвил я и отдал честь
под козырёк.
— Ну, тогда с богом! — Капитан скрылся
на мостике, и я услышал долгий, заунывно-протяжный гудок
моего бывшего парохода.
Получилось так, что я всю свою сознательную жизнь провёл
на морском торговом судне, на коем даже имел счастье
родиться, поэтому на землю выбирался редко или волею судьбы.
По суше толком не ходил, да и, собственно говоря,
не имел ни малейшего желания, поскольку породнился
с пароходом.
Таким чередом и текла жизнь до моего
тридцатипятилетия — тогда я впервые задумался о своём
предназначении. И поняв, что упускаю нечто важное, решил
покинуть судно навсегда, распрощался со своими ребятами
и окончательно сошёл на землю, покачиваясь, сделал
по ней несколько шагов, проковылял, как пьяный,
по набережной, остановился и начал размышлять
о своей дальнейшей судьбе и способности
к самовыживанию.
Я жаждал приключений и, ничего не придумав лучшего, принял
решение отправиться во всевозможные путешествия, дабы
попытаться изучить земли, людей, проживающих на островах, их
касты, религию всевозможных народов и народностей.
Представлял, как под старость лет приобщусь к какому-нибудь
клану или, скажем, племени, проведу остаток жизни в окружении
семьи, душевного равновесия и покоя.
А моё же родное судно предлагало лишь единственное:
веру в победу над сухопутным человеком, более опасливым
и осторожным, веру и надежду лихого человека
в слепой случай, который поборол в себе пагубную
осторожность и рвётся в бой навстречу приключениям,
мечтая добыть себе неимоверное количество благ, материальных
прибылей, энное количество бонусов, и последний
из них — честь погребения в морской пучине. О,
сколько этих зрелищ я насмотрелся в портовых кабаках
и на кораблях!
Также я надеялся изучить местные климатические условия
и то, как народы борются и приживаются на земле.
Намеревался всё разузнать о политике, политиках, сочинивших
устои существования народов, доведя свои бесовские игрища
до статуса религии, которая в подсознании несёт массе
людей определённый уклад и веру в будущее.
Эта толпа, повинуясь дирижёрской палочке очередного плута,
надеется на неё, предлагающую всевозможные экономические
выгоды и прочие блага, придуманные человечеством, проходя
очередную и опять безуспешную стадию цивилизованного мира
в основном благодаря войнам, напоминающим тупой гвоздь,
который, если был бы мыслящим существом, то размышлял
примерно так:
«В стену меня не вобьют, потому что тупой,
но есть вероятность того, что молоток не попадёт
в меня. Всё-таки, может быть, он ударит в стену, и я
не погнусь. Я постараюсь своими интригами этого добиться.
Стена рухнет, и я избавлюсь от неё, поскольку нет
интереса к созиданию, а разрушение означает, что я
останусь только я, мною же любимый, целый и невредимый,
и никто больше не посмеет целиться в меня
до тех пор, пока не найдутся новый молоток и новая
стена».
А теперь от размышлений перейдём к действиям.
Когда друзья узнали о моих фантазиях, то недоумённо развели
руками, покрутили пальцем у виска, многозначительно
переглянулись и заспешили к телефонному аппарату
с благим намерением пригласить к подъезду дома, где мы
пьянствовали, карету скорой помощи, дабы специально обученные люди
в белоснежных халатах разобрались в психическом состоянии
вашего покорного слуги, с неминуемой возможностью пригласить
к себе в гости, тем самым предоставляя мне шанс погостить
в жёлтом доме.
Но эта забавная затея у ребят не получилась,
поскольку я отобрал у них телефонную трубку, выдернул шнур
из розетки и пригласил товарищей обратно за стол,
уговаривая их продолжить мероприятие, чем и определил свою
дальнейшую судьбу, предпочитая путешествовать по миру. Это
занятие мне в то время казалось более перспективным, чем
томиться в застенках, неустанно убеждаясь в мягкости
обивки и периодически проверяя головой стены
на прочность.
