© Александр Николаевич Трапезников, 2017
© Александр Николаевич Трапезников, дизайн обложки, 2017
© Лидия Александровна Розсоха, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4483-7414-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Морена и Цветы
Я хочу одного: я хочу умереть
Крови своей хочу я испить и взлететь
Нельзя меня остановить и удержать
Свободный дух мой волен смерти ждать
Я знал: она придет и заберет меня с собой
Туда, где вечна тьма и где покой
Я ждал века и вот она со мной
Красавица, окутанная мглой
В своей жизни я любил всего лишь одну женщину – Смерть. Еще ее звали Мореной.
Ее я не видел, но всегда ощущал ее ненавязчивое присутствие.
Всегда дарил я ей цветы. Но не простые. То были букеты из человечьих душ. И она была рада.
Мне тоже передавалось ее хорошее настроение, и мы смеялись вместе.
Раньше меня тяготило то, что я не вижу ее. Теперь же люди не видят меня.
А она – вот, стоит предо мной. Я и не подозревал насколько она прекрасна. И почему это люди боятся встречи с ней?
Проснувшись однажды, я увидел ее рядом с собой – она сидела на стуле у кровати и смотрела на меня. Только так может смотреть женщина, которая любит.
«Пойдем», – сказала она мне, – «нам здесь больше нечего делать».
Я встал, а тело мое осталось лежать. Я не удивился, а скорее обрадовался. Еще бы, сколько я этого ждал!
Дверь в комнату открылась и вошел человек. Я не помнил его (или ее) имени, но знал, что это был мой родственник. Он не заметил нас. Его взгляд был устремлен в сторону кровати. Лицо его побелело, он выбежал из комнаты, а через мгновение вернулся с другими людьми.
Кто-то начал рыдать, кто-то подбежал к телу и тупо смотрел на кровь, которая собралась лужицей на полу.
Эмоции наполняли комнату. Они были такими сладкими. Мы купались в них и смеялись.
А потом мы ушли. Она повела меня в свои чертоги.
Теперь я приношу ей больше цветов. Ведь раньше я был богом для себя, теперь я – бог и для других.
А она – моя богиня.
Я открываю глаза…
Я открываю глаза. Наверное уже утро. По свету в комнате этого не видно, так как его попросту нет. Обычная тьма и для дня и для ночи.
Я закрыл себя от шума мира окнами и от света занавесями на них. Нет, Я не спрятался. Я отгородился от того, что Мне чуждо, от того, что Мне мешает, как отгораживаются сеткой от назойливых комаров.
Но они все еще иногда залетают и жужжат. «Вот один из них». – думаю Я, слыша звонок в дверь – и, действительно, заходит. Вернее влетает один.
«И откуда столько невостребованной энергии». – думаю Я. – «и тратится она всякие глупости. И не лень не проделать такой путь. И ради чего?»
Но вот он начинает говорить, и Я понимаю цель этого визита. Ему, как и любому комару, нужны уши. Ведь они так любят пожужжать, даже больше чем «кусать» и «пить кровь».
Я смотрю на него. Он что-то оживленно рассказывает, усиленно жестикулирует, меняет выражение своего «желтого» лица. На миг останавливается, чтобы сглотнуть затопившую его язык слюну и набрать еще больше воздуха, дабы родить еде кучу ненужных слов.
Хоть Я и вижу его, но Я не с ним. Я в моем доме. Дом старый и огромный, деревянный и просторный, в нем много разных вещей, они валяются повсюду, я хожу и смотрю на них. Около некоторых останавливаюсь и подолгу стою рядом. Небольшие, которые могу поднять, беру в руки, бережно стираю пыль. Большие же не трогаю, потому что знаю, что они пошатнут и так подорванное мое здоровье. Некоторые же вещи совсем новые, еще не успевшие покрыться вековой пылью. Я направляюсь к одной такой, которая блестит в дальнем углу…
Он достает какие-то листы и начинает читать…
Это лиловый шар. Елочная игрушка. Такая хрупкая, что даже боязно брать ее в руки. Но такая тяжелая – Я роняю ее и она разбивается о дубовый паркет. Расстроенный. Я закрываю глаза, и открыв, вижу ее на прежнем месте целой и невредимой. Но что-то изменилось. Я не помню ее истории и как она попала в Мой дом. С силой и ненавистью Я выбрасываю ее в окно.