Ян боксировал на импровизированном
ринге на спортивной площадке, как завелось в последние месяцы,
вымещая в своих ударах всю злость, раздражение и даже обиду на
несправедливые повороты его злосчастной судьбы. Ему снова в который
раз отказали в чертовом УДО. Он нанес серию коротких резких ударов
своему противнику, утоляя жажду крови. Никаких боксерских перчаток
тут не было и в помине, а потому слабая защита рук в виде
нескольких слоев эластичного бинта плохо справлялась со своей
задачей, и костяшки пальцев разбивались и опухали, хоть и не так
сильно, как без бинтов. Разумеется, к противнику Яна его
разъяренное чувство никак не относилось. Вот будь на его месте
начальник колонии…
Мощный свинг достался парню, как
только Ростовских представил на его месте Васнецова. Чертов ублюдок
ненавидит каждого зэка, и Ян не сомневался - это он ставит «палки в
колеса». Инна, должно быть, накатала телегу и не одну против такой
вопиющей несправедливости. Ростовских отсидел четырнадцать лет!
Черт возьми, этого более чем достаточно за ошибку молодости,
которая выплеснулась бесконтрольным потоком ярости на подонка, что
посмел обидеть его малышку. Короткая вспышка воспоминания о том дне
на миг оборвала его связь с реальностью, и он пропустил хук. Губа
разбилась о зубы, понятно, ни о какой капе здесь и не слыхивали. Он
ответил перекрестным ударом и бой продолжился.
Инна. Сестренка. Единственный родной
человек, ждущий его освобождения не меньше его самого. Только она и
суетилась все последние годы, возобновляя учебный процесс и
восстанавливая библиотеку с учебными материалами, чтобы дать ему
возможность закончить прерванное образование. У него давно
опустились руки, но он был бы конченной неблагодарной скотиной,
упусти этот шанс. Потом вошел во вкус и продолжил учебу по другому
профилю, но не доучился – Инну поперли, ее место занял тупой
валенок, и все снова прохерилось. Как всегда, при мыслях о сестре,
он плавился как сыр на солнце. Вот и сейчас, отвлекшись на секунду,
он пропустил нехилый апперкот. Зубы клацнули, и этот звук был
сродни щелчку кнута, что подстегнул его. Ян ответил не менее слабым
кроссом и поединок продолжился.
Васнецов, этот ушлый баклан, делает
все, чтобы зэки загибались в его «строгаче», сходили с ума от
вынужденного терпения скотского общества, которое они не выбирали в
свое окружение, но не имели других альтернатив. Потому Ян
предпочитал отпахивать по две смены подряд на машиностроительном
производстве, изнуряя себя трудом, избегая угнетающей атмосферы,
что царила в бараках и подавляла его и без того затравленную
психику надломленного подневольного человека.
Еще год. Всего год продержаться в
этом адовом месте и все закончится. Мысли об относительно скором
освобождении снова отвлекли его от поединка, и он пропустил прямой
удар в голову. Он отступил и помотал головой, от чего слюни, кровь
и капельки пота разлетелись в разные стороны. Собрался с силами и
хотел продолжить, но наступило время отбоя и мужчины побрели в
барак.
На следующий день его вызвали в
кабинет начальника колонии прямо с завода. Выдали его старые вещи,
документы, справку об УДО. Велели быстро собираться, и чтобы к
вечеру духу его здесь не было. Ростовских растерялся от такого
внезапного поворота событий и, не отличаясь многословием, впился
угрюмым взглядом исподлобья в Васнецова, молча требуя разъяснения
ситуации.
У Олега Дмитриевича не было абсолютно
никакого желания разводить бодягу с этим арестантом. Тем более
после того, как ему утер нос какой-то наглый адвокатишко-сосунок,
который вгрызся в это дело, словно его собственная свобода зависела
от решения суда. Васнецов хотел настоять на задержании заключенного
в лагере еще на десять дней до возможного обжалования прокурором
решения суда, но адвокат пригрозил подать в суд на администрацию
колонии за неправомерность сиих действий. Он смотрел в упор
тяжелыми бесцветными глазами на Ростовских и видел, как содрогнется
мир, когда этот шакал со шрамом на пол морды выйдет из клетки. От
этого замкнутого, себе на уме, мужчины можно ожидать чего угодно –
в тихом омуте, как говорится… Васнецов преждевременно смаковал вкус
своей победы, когда тот оступится на воле – в этом он не сомневался
– и вернется. Вот тогда он и отыграется за пережитое ущемленное
самолюбие, и спустит на него всех собак.
