Она прошмыгнула на пролет выше и
притаилась в темном углу. Прислушалась. Дверь с ужасным скрипом
отворилась. Нетвердые шаги раздались по коридору, затем по
лестнице. Звук становился тише, значит, преследователь отдалялся, а
не настигал ее. Пьяные маменькины ухажеры, взбешенные очередной
дерзостью ее соплячки, никогда не поднимались наверх. Всегда –
только вниз. И в самый первый свой побег, когда она спряталась
этажом ниже, ее поймали. Лупили долго и больно. Тогда она изобрела
другую тактику бегства и та еще ни разу не подвела. Пока…
Грубый мужской голос гаркнул
непотребное ругательство, и шаги зазвучали в обратную сторону.
Тупица! И этот не допетрил, где ее искать. Сейчас вернется к своей
собутыльнице и устроит той разнос. Поделом! Она больше не
собиралась получать тумаки за то, что всего лишь повторяла
оскорбительные слова своей матери-алкоголички в адрес ее же
любовничков. Или дружков. Или кем они ей там приходятся?
Дверь захлопнулась. Только сейчас ее
носа настиг удушливый смрад перегара и табачного дыма. Это из их
квартиры так разило. Она поморщилась и отступила. А ведь спертый
воздух подъезда ей казался почти свежим! Послышался глухой стук, и
звон разбитого стекла. Дерутся. Она протяжно вздохнула – придется
где-то искать место для ночлега и в этот раз.
Она развернулась, бесцельно шаря
глазами по стенам. Вдруг наткнулась на кресло с бесформенной грудой
одежды. Свет горел этажом выше и ниже. Она стала подходить ближе,
чтобы разглядеть этот хлам. Губы растянула глуповатая улыбка. Руки
сжались в кулачки. Пальцы на босых ступнях поджимались от холода на
бетонном полу. Она предвкушала, как согреется под этим тряпьем и
переживет ночь.
Булькающий звук от кресла заставил
ее насторожиться. Она пригляделась внимательнее. Улыбка сползла с
ее лица и между детским пушком бровей сморщилась кожа.
- А, это ты, - с явным
разочарованием прошептала девочка. Тем, что она приняла за свой
временный, а может и не временный, приют, оказался мальчик. Она
видела его несколько раз на детской площадке перед домом. Он всегда
сидел в этом кресле и никогда не играл с другими ребятами. Его
тонкие ноги странным образом изгибались. На скрюченных руках пальцы
то сжимались, то разжимались. Он криво держал голову и очень мало
говорил. Во всяком случае, с ней. Она несколько раз заводила с ним
разговор, и он весьма неохотно вступал в диалог. Зачастую вместо
него отвечала на ее бесхитростные расспросы взрослая тетя, которая
часто была при нем. Наверное, его мама.
Она, как и он, тоже не пользовалась
популярностью среди дворовых детей. Она страдала от репутации своей
пьяницы-мамаши, а он - из-за своей слабости. Бывало, она даже
заступалась за него, когда ребята обидно дразнили его, а рядом не
было его мамы. Детское простодушное сердечко отчаянно нуждалось в
друге, и она нашла его в нем – этом беспомощном мальчишке.
- Почему ты сидишь здесь? Тебя что,
выгнали из дома? – спросила девочка. Голосу вернулся звук.
- Н-н-нет, - ответил он. Это простое
слово ему удалось выговорить с трудом. Девочка стала переминаться с
ноги на ногу – ноги замерзали. Подошла к двери и встала на
коврик.
- И ты называешь это жизнью?! Да это
не жизнь, а каторга! Это вечная пытка и мука! И не только для нас –
для него тоже! Последний раз прошу тебя – одумайся! Давай отправим
его на лечение, а сами заживем нормально – так всем станет
легче!
- Я никому его не отдам.
- Раз так, то с меня хватит! Все! Я
так больше не могу!
Девочка отчетливо услышала из-за
двери сердитый мужской голос с визгливыми нотами отчаяния. Ему
отвечал тихий женский. Инстинкт самосохранения велел бежать, и она
отскочила от двери за секунду до того, как та с грохотом ударилась
об стену и рикошетом захлопнулась. Мимо ураганом пронесся мужчина,
не глядя на детей. Затем настала тишина.
