— Лучше мужика себе заведи… А не собаку!
Умеет мать поднять с утра настроение! Ох, умеет… Мужика пусть
заводит себе сама. В сорок пять баба ж ягодка опять! Так чего ждет?
Когда перезреет, выпустит сок и засохнет? Да, да… Именно таким
сценарием мамочка пугает меня весь последний год. Но я не из
пугливых. Не боюсь даже не похудеть к лету. Боюсь лишь одного —
снова завести мужика.
— Мам, что ты хочешь? Чтобы я свалила?
Этот вопрос вертелся на языке которую неделю, и наконец я его
озвучила.
Инга Кирьянова плюхнулась за стол с полной чашкой кофе, от
которого противно тянуло кардамоном и корицей. Противно не потому,
что мне не нравится запах специй, а потому что меня уже реально
тошнит от таких вот утренних разговоров. Хотелось раз и навсегда
поставить в них точку.
— Чего я хочу? — мать заговорила голосом диктора советского ТВ.
— Я хочу, чтобы к двадцати пяти годам у тебя были б мозги не
пятнадцатилетней курицы!
Спасибо, что на сей раз не назвала дурой. Правда, все ещё
впереди. Это ж всего лишь начало привычного промывания этих самых
куриных мозгов. Ингина утренняя гимнастика. Ответных ударов
наносить не буду. Просто поставлю ноги на ширину плеч, чтобы не
пасть под шквалом набивших оскомину обвинений.
— У меня день рождения только в прошлом месяце был…
Настроение сегодня и так на нуле. Не надо, мамочка, совсем уж
загонять дочь под плинтус!
— Думаешь, тебе хватит года, чтобы повзрослеть?
Инга засмеялась и так противно скривила нос, что у меня чуть
завтрак обратно не пошел.
Будешь тут давиться, когда тебя каждым куском попрекают! Свалю,
определенно свалю при первой же возможности. То есть с первой
зарплаты.
Мужика завести? Однажды я в сердцах ответила, что надо было
рожать меня с ногами от ушей, рыжими кудрями, грудью третьего
размера и прочими достоинствами, на которые ведутся богатые мужики.
И только потом — упрекать, что сижу у неё на кухне, а не лежу в
золотой ванне с розами!
На что Инга ответила, что я не уродка. Вот именно так прямо и
сказала: не уродка, и добавила: мол, и с худшими данными девки
неплохо устраиваются в жизни.
Чем крыть в этот раз? Сказать, что скудным умом я тоже пошла в
неё? Или все же лучше промолчать?
— Милочка, вот что я тебе скажу…
Как же я ненавижу, когда она уменьшает мое имя до такого вот
безобразия! Мало того, что в свидетельстве о рождении так и
записала — Мила, а не Людмила, так еще этот омоним выдумала!
Милочка…
— Нормальный человек не покупает себе Макбук на последние
деньги. Знала бы, не дарила бы тебе ни копейки.
— Мам, ну я же не айфон купила повыпендриваться перед
подружками! Мак мне нужен для работы…
— У тебя нет работы! — продолжала кричать мать. Может, конечно,
она и не повысила голоса, просто у меня уже хронически болели
барабанные перепонки от любых ее децибел.
Я попыталась выдохнуть. Получилось. Но надолго ли меня хватит? И
так уже почти год мне мозг выносит!
— Мама, у меня будет работа…
— Вот когда будет, тогда и будешь жить на широкую ногу, —
перебила Инга на сей раз точно громко. — А пока я тебя кормлю
(Слава Богу, не одеваю), последнее слово будет за мной! Поняла?
Твою овчарку я кормить не собираюсь! Мне тебя достаточно!
— Мама, елы-палы! — я вскочила и опрокинула табуретку.
Да плевать! Плевать, если даже переломаю здесь всю мебель!
Может, тогда хоть что-то где-то у нее кольнёт: для неё табурет,
похоже, важнее собственной дочери. Впрочем, всегда так было, нафиг
я ей вообще сдалась…
— Ты сама сказала — уходи от него, приходи домой. Сказала? —
вырвалось у меня против воли, а хотелось молчать.
Надо было промолчать!
— Сказала! — без заминки кивнула мать. — Без собаки!
Повисла пауза, в которую мое сердце устроило барабанный
концерт.
