Жизнь в постоянном напряжении имеет последствия.
С месяц назад Эйса Ривера упала в обморок прямо на улице —
непозволительная оплошность при её образе жизни. Свалить бы всё на
знойный полдень, но у врача скорой было другое мнение на этот счёт.
Недавно пережитый на ногах микроинсульт, истощение и до кучи
«невротическое расстройство неопределенного характера» — так
гласила запись в медкарте при выписке, которая всерьёз заставила
Эйсу задуматься о конечности бытия. В свои двадцать шесть она
ощущала себя старой рухлядью.
Бирюзовое море Канкуна лизало ей пятки с самого утра. Солнце пекло
даже сквозь бамбуковый навес, неумолимо превращая тело в бифштекс
средней прожарки, но Эйса не могла найти себе места — пятая
точка зудела от бездействия.
Стайки праздных туристов из США мозолили глаза, сверкая на солнце
глянцевыми досками и отбеленными зубами. Ривера смотрела на них с
презрением — большинство из них не работали ни дня в своей
жизни, прожигая родительские деньги на ночных кокаиновых тусовках.
Размазывая по лицу тушь и сопли из-за того, что их бросил очередной
красавчик, тамошние девки переживали здесь личностные кризисы, а
молодожёны трахались прямо на пляже без стыда. Эйса не любила
американцев за лживые улыбки и манеры в стиле «я — хозяин
мира», но мексиканский наркобизнес держался именно на этих
скучающих мажорах.
Ривера не понаслышке знала значение слова «пахать». Восьмой ребенок
в семье, она работала с двенадцати лет — такая роскошь, как
покой, была ей недоступна. Барак на юге Синалоа, где днём и ночью
фасовали колумбийскую коку, служил ей домом и средством выживания.
Никто не спрашивал, ела она сегодня, спала, здорова ли —
только бабуля, едва передвигая ноги после изнурительной смены,
целовала на ночь её пыльную макушку и рассказывала истории о Хесусе
Мальверде*, тысячу раз приукрашенные. Первое, что сделала Эйса,
когда поднялась в картеле — обеспечила ей спокойную старость в
лучшем санатории Акапулько.
Она могла позволить себе отдых в любой точке мира, но Эйса до
тянущей боли в грудине любила свою нелепую, разорённую
наркодилерами страну. Отпаиваться сухим мартини, отъедаться
оливками и строить глазки местным загорелым мачо стало её
грандиозным планом на ближайшую неделю, которому не суждено было
сбыться.
Этот номер должен быть доступен круглые сутки — таково одно из
правил картеля, смартфон задребезжал по деревянной столешнице в
такт легкомысленной «Loca-loca»** на звонке.
— Иди нахер, — процедила Ривера вместо приветствия и с
нарочито скучающим видом откинулась на шезлонг. Внутри, где-то под
рёбрами царапнула знакомая дрожь — волнение перед грядущим
делом. Даже спустя почти десяток лет безупречной работы на картель
она не сумела от него излечиться.
— Как ты, крошка? Вижу, оклемалась? — Джеронимо Силва,
негласный лидер их маленькой группы, до смерти ненавидел свое
традиционное имя, которое роднило его с коренными мексиканцами,
вытесненными в горы и на окраины страны. Он называл себя на
американский манер Джо, и всем, кто произносил его настоящее имя
вслух, он без предупреждения разбивал лица. В списке его
необъяснимых загонов это был далеко не первый пункт, но за семь лет
близкого знакомства Эйса научилась не замечать такие вещи.
— Нет. У меня нашли рак кожи и, я решила самоубиться на
пляже, — перекатывая во рту коктейльный зонтик, Эйса следила
за молодым американцем, топающим прямо к ней по раскаленному песку.
В его руках блестели два замысловатых коктейля, а зубах была зажата
платиновая кредитка — вроде как заняты руки. Забавная
демонстрация — большинство обеспеченных туристов считали, что
мексиканские девушки бедны, как церковные мыши, и от одной только
эмблемы «Мастер Кард» автоматически открывают рот и раздвигают
ноги. Об таких любителей экзотической красоты Эйса спотыкалась на
каждом шагу.
