Трилогия «Падение Новгородской республики»
1 часть
Любовь и власть Ярослава
Таинственны прошедшие века,
История, как бурная река,
Начало взяв пути издалека,
Со временем меняет берега.
Что было так незыблемо вчера,
Сегодня – чья-то умная игра.
Написанное хитрою рукой,
Неправдою является порой.
***
Вновь в эту зиму Киев замело,
В глазах от снега белого бело,
От ветра ледяного щёки жгло…
Шёл медленно, ступая тяжело,
Совсем уже преклонных лет старик.
Был взгляд его спокоен, рост велик.
А не замёрзнуть в этот вечер чтоб,
Он шапку натянул себе на лоб,
Укутался до самых пят в тулуп
И поднял воротник до самых губ.
Усами скрыта верхняя губа,
Весь облик завершает борода.
Её наличие и внешний вид
О мужестве и чести говорит.
На худощавом теле под тулупом
Рисунок на рубахе вышит крупно,
На рукава одеты зарукавья*,
Украсила их вышивка из камня.
Корзно* одет, скреплённый в центре бляшкой —
Витым из золота замком с булавкой.
Штаны на нём надеты на меху,
Широкий пояс спрятал калиту*.
Идти в такой одежде старику
Тепло было в холодную пургу.
В лицо его, назойливо кружа,
Февральская впивалась мишура,
Но снежных мошек в небе суета
Бесхитростна казалась и проста.
Он на неё смотрел без интереса,
Не удивляла тайная завеса,
А поселившаяся в сердце пустота
Не вызывала в нём ни гнева, ни стыда.
Уж улеглись в душе былые страсти,
Добился он своей наследной власти,
И получил величия сполна,
Хоть и мешала с детства хромота.
В заботах и интригах жизнь прошла,
К воспоминаниям душа звала.
Морозный ветер и колюч, и строг,
Дыханьем ледяным его обжёг,
Схватил за бороду неистово разок,
Румянец появился впалых щёк.
Дни детства позабыть старик не мог,
И он готов начать свой монолог.
***
Был слаб физически неопытный юнец,
И окружение звало его «хромец».
Жил с матерью он лет до десяти,
Хотел в семье с родителем расти,
Но от крестителя языческой Руси
Не доставалось мальчику любви.
Громить врагов – это князей удел,
Отец Владимир – в Киеве сидел.
Примером был жестокости и силы,
Рождённый от рабыни, князь Владимир.
Красавица Рогнеда горевала,
Женой Владимиру быть не желала.
Конунг* не отставал, её взял в плен,
А Полоцк превратил в сгоревший тлен.
Но всё ж любовь Рогнеды не познав,
Невинность девичью насильно взяв,
Он от себя наложницу изгнал —
Отправил князь гордячку в Изяславль.
Несправедливость к матери узнав,
Отца стал ненавидеть Ярослав.
Вместо отца с ним был наставник Буда.
Учёба юноше давалась трудно,
И, несмотря на боль в больной ноге,
Учился юноша держаться на коне.
Он по здоровью княжить не готов,
А потому отправлен жить в Ростов.
Там про отца ходили пересуды,
Которые юнцу казались пресловуты*.
Про сластолюбца слышал он не раз,
Про мать же не давали ему знать.
Потом пришлось уехать из Ростова —
Борьба за власть среди князей сурова.
Отец велел явиться в новый город,
Который был ему, как память, дорог.
Когда-то начинал в нём княжить сам,
Способным становясь не по годам.
И в город Новгород без всяких споров,
Его сын Ярослав приехал скоро.
А в Новгороде знатные бояре
Дух независимости строго почитали.
***
В свой семьдесят шестой от рода год
Шёл Ярослав и вспоминал поход
На княженье – как новгородский люд,
Его приняв, дал место и уют.
Построенное для него жилище
Назвали Ярославово дворище.
Уютный дом стоял на берегу,
Поближе к новгородскому кремлю.
Сжимали грудь обиды изнутри.
Как черти, языками душу жгли
Несправедливые наследные дела.
Тщеславием душа была полна.
С Владимиром не прекращалась связь,
Всё контролировал великий князь.
Пока больной сын укреплялся силой,
Отец издалека следил за сыном.
Решенья Буда принимал открыто
И был у Ярослава фаворитом.
Их встретил новгородец Константин,
По роду получивший важный чин.
Был Константин посадник* удалой,
Мог поднимать народ он за собой.
Душа его христианская чиста,
