Грета Салливан давно задавала себе один вопрос. Она не могла спросить об этом ни маму, ни тем более мисс Беннет. Она даже папу не могла об этом спросить. А ведь он был на войне и наверняка знал ответ.
Вопрос был такой: какого цвета лицо мертвеца?
В её любимых страшных рассказах мертвецы были белыми или жёлтыми, но сегодня в газете «Морнинг Хроникл» появилась статья о парне, которого нашли задушенным, так вот у него лицо было «цианотичного цвета». Грета знала, что «цианотичный» значит «синий». Следовательно…
Всё непонятнее и непонятнее.
Вот бы хоть раз в жизни увидеть труп! Нет, она, конечно, была на похоронах старого Уинтерботтома, но её посадили в последнем ряду и строго-настрого запретили подходить к гробу. Поэтому Грета пребывала в сомнениях и время от времени возвращалась к этому вопросу, особенно когда ей доводилось делать что-то волнующее или необычное, например ехать одной на слишком широком бархатном сиденье в слишком пустом вагоне поезда, который ехал слишком быстро.
Поезд на всём ходу мчался сквозь ночь, выпуская огромные клубы чернильного дыма, железные колеса сердито визжали и лязгали, когда машинист пытался наверстать обычное отставание и вписаться в расписание.
Сиденье было таким большим, что маленькая Грета выглядела на нём намного младше своих восьми лет. Стремительный бег поезда бросал её то влево, то вправо, и она качалась из стороны в сторону, как сваренная спагеттина.
Время от времени она поглядывала на свой кожаный чемодан. Кондуктор любезно разместил его на багажной полке. Чемодан был большим. Тяжёлым. С укреплённым пластиковым низом и металлическими колёсиками, которые угрожающе поблёскивали в свете ламп. Если он свалится ей на голову – убьёт на месте. Одно мгновение, и – кряк! – шея ломается (с не очень громким хрустом), и Грета падает на пол, чтобы никогда больше не встать.
Так-так-так, интересно.
Что она почувствует в этот момент? Перед ней и вправду как в кино пронесётся вся её жизнь? В таком случае это будет очень короткий сеанс, потому что в восемь лет она ещё и половины жизни не прожила. Зато сколько всего успела! О да, господа, фильм получится коротким, но захватывающим. В нём будет минимум три неожиданных сюжетных поворота и одна говорящая собака. Кажется.
Она не была до конца уверена, что прошлым летом тот сеттер в Блэкпуле действительно сказал ей: «Хороша сегодня говядина». Грета спешила и не стала останавливаться, чтобы поддержать разговор. Как можно было упустить возможность поболтать с единственной в мире говорящей собакой?! Восемь лет – и уже такое горькое сожаление! После этого Грета пообещала себе, что больше никогда в жизни не будет спешить.
Поезд сердито дёрнулся, и сетка багажной полки завизжала, как споткнувшаяся в галопе лошадь. Грета подняла глаза и поняла, что чемодан не упадёт. Во всяком случае, не сейчас.
И девочка снова принялась рассматривать своих попутчиков.
Она насчитала в вагоне ещё шесть человек, но только один привлёк её внимание.
Это был огромный, как орангутанг, мужчина в рубашке винного цвета и с такой мускулистой грудью, что пуговицы, казалось, вот-вот разлетятся в разные стороны. Закатанные по локоть рукава рубашки обнажали руки, покрытые жёсткими чёрными волосами. Грета подумала, что они, наверное, колючие, как иголки. С носом вообще было что-то странное – он был похож на сплющенный кусок мяса. А на левой щеке до самого виска тянулся шрам в виде ящерицы. Но больше всего Грету удивило другое: на морде этого Орангутанга блестели два очень зелёных и очень умных глаза. Такие глаза могут быть у изобретателя или у волшебника, но никак не у обезьяны. Это были глаза человека, который знает какую-то тайну.
