Андрей Левицкий, Алексей Бобл
ПАРОЛЬ: «ВЕЧНОСТЬ»
Глава 1
Поздней весной небо над Киевом высокое и чистое, с Днепра дует
свежий ветер, колышет кроны деревьев на склонах холмов.
Посверкивают золотом купола Лавры, и статуя Родины-Матери, в
просторечии — Железная Женщина, высится над городом, похожая на
грозную богиню войны.
Таким запомнился мне Киев с тех пор, когда в юности я несколько
раз приезжал сюда. Но сейчас все иначе: дым пожарищ застилает небо,
деревья повалены, на склонах холмов воронки. Некоторые из них
появились благодаря мне.
В наушниках прозвучало:
— Работаем как обычно?
Под крылом «Су-25» проносились крыши панельных коробок. Справа,
над центром города, поднимались клубы дыма, впереди горела
Лавра.
— Как обычно, — ответил я ведомому. — Завидуешь?
Шмакин помолчал, обдумывая ответ.
— Развалить мост Патона... — протянул он, и я усмехнулся. — Не
каждый день такое бывает, но если...
— Пятнадцать градусов влево, — перебил я.
С крыши высотки по нам открыл огонь крупнокалиберный пулемет. И
тут же в кабине пискнула сигнализация: чья-то РЛС пыталась
захватить нас в свои сети. Я выстрелил тепловые ловушки, закладывая
вираж и снижаясь. Выровняв штурмовик, бросил взгляд через плечо.
Ведомый держался в стороне и чуть выше.
Мы летели над правым берегом Днепра, приближаясь к статуе. Ну и
страхолюдина! И зачем братья украинцы изуродовали так свою столицу?
Хотя их этой штукой, насколько знаю, осчастливили еще во времена
СССР, а тогда народ не очень-то спрашивали, чего он хочет, а чего
нет.
Впрочем, судя по происходящему, с тех пор мало что
изменилось.
— Работаем. Зенитчики твои. — Я начал набирать высоту.
Дымные трассы снарядов снизу вверх перечеркнули небо. С площадки
возле статуи по нам вела огонь зенитка, и Шмакин спикировал на
нее.
Внизу у берега мелькнули притопленный земснаряд, баржа,
развалины кирпичного завода. Я включил форсаж, пролетел над
набережной. Закрутив «бочку», увел машину к городу, чтобы
развернуться и сделать заход на мост Патона.
Штурмовик Шмакина вышел из виража над Днепром.
По спине пробежал знакомый холодок, и я завертел головой в
поисках опасности. В кабине опять запищала сигнализация.
Предчувствие не обмануло — над горящей Лаврой набирал высоту
«Ми-24» национальной гвардии. Вертушка выпустила две ракеты,
которые рванулись на сверхзвуке за самолетом Шмакина, и сразу ушла
на разворот, пытаясь скрыться в дымной пелене над холмами.
— Катапультируйся! — крикнул я.
В полной уверенности, что ведомый выполнит мою команду, разрядил
кассету с тепловыми ловушками и спикировал над мостом.
Конструкция архитектора Патона соединяла два берега. Я вел
штурмовик над единственным в мире цельносварным мостом, к которому,
по данным разведки, с юго-востока подходили механизированные
подразделения национальной гвардии.
Сняв вооружение с предохранителей, вдавил кнопку пуска
неуправляемых ракет. Одновременно с ними вниз ушли две фугасные
авиабомбы.
Снова форсаж. Набор высоты.
Грохот взрывов догнал самолет. Мост провалился, воды Днепра
вскипели вокруг обломков.
Разворачиваясь по пологой дуге над высотками левого берега, я
попытался найти ведомого. Его нигде не было, только густой шлейф
дыма висел над рекой.
— Серега? — позвал я. — Серега!
Эфир молчал. Конечно, у Шмакина не было шансов спасти машину: от
ракет «воздух-воздух», пущенных с близкой дистанции, никакие
маневры не спасут. Но почему он не катапультировался? Отказала
техника?
Или все же успел? Я пытался высмотреть купол парашюта на фоне
зеленых холмов и клубов серого дыма, но не видел его.
А вот раскрашенная в сине-желтые цвета вертушка летела к
огромной железной статуе, повторяя маневры Шмакина над
правобережьем Киева. Должно быть, она из боевого охранения колонны
противника, движущейся к мосту.
