Боль – первое, что она почувствовала. Она разливалась во всем теле, проникала в каждую его клеточку, отдавалась тупыми ударами в груди и голове. Где-то неподалеку что-то противно пищало, веки будто налились свинцом, отчего открыть глаза попросту не получалось. Сознание отказывалось повиноваться, уступив без боя слабости и сонливости.
Нет, спать больше нельзя. Что-то недавно случилось, что-то ужасное и очень важное… Она же была там и сама все видела, нужно только вспомнить…
Надо сосредоточиться. Она снова попробовала открыть глаза, как вдруг голову словно пронзила молния, и она едва не вскрикнула – крик застрял в пересохшем горле. Попробовав пошевелить рукой, она обнаружила, что не может и этого: запястье было крепко перетянуто тканью, завязанной на предплечье. В районе локтя саднило особенно сильно, словно там что-то застряло, но выяснить, что это, не хватало сил.
Что же все-таки произошло?..
Пищание над головой участилось, заставив ее поморщиться от очередной волны боли. Темнота перед закрытыми глазами будто куда-то поплыла, отчего в груди поднялась тошнота и осела горечью в горле. Где-то рядом с ней послышались чьи-то едва уловимые шаги, раздался тихий щелчок и легкий скрежет металла по металлу. По венам медленно разлилось тепло и усталость, темнота перестала вихриться мелкими смерчами, замедлилась и вскоре остановилась единым черным экраном. Она тихонько застонала.
Ей нельзя спать… Больше нельзя, иначе будет плохо… Нужно заставить себя проснуться, ей нужно прийти в себя, нужно все вспомнить, пока еще не слишком поздно!..
Она не знала, сколько спала. Сколько времени прошло с тех пор, как все случилось? Час? Два? Больше? А сколько она уже лежит вот так, не способная даже просто открыть глаза?
Будто откликаясь на ее мысли, веки потяжелели еще сильнее, и ей понадобились все силы, чтобы все же их разлепить. Яркий белый свет мгновенно ее ослепил, и боль тут же вернулась – такая же сильная и по-особенному острая, аж в ушах зазвенело. Когда же звон слегка утих, она попробовала снова.
Белый крашеный потолок, темно-синие занавески на окне и холодный свет от лампы наверху.
А еще серо-голубые глаза человека, стоявшего рядом с ней. Те самые глаза, что совсем недавно спасли ей жизнь.
Шестнадцатью часами ранее.
Из магазина Дарина выходила, нагруженная сумками, словно навьюченный верблюд. Легкий брючный костюм в тонкую полоску от духоты торгового центра не спасал совсем, переброшенный через плечо ремешок сумочки неприятно оттягивал руку, и Дарина мечтала только об одном – как можно скорее оказаться в машине, рядом со спасительным кондиционером.
Вот только до парковки еще нужно было добраться.
Стоя в лифте, она от всей души молилась, чтобы в машине было хотя бы чуть-чуть прохладнее, чем на улице или в том же магазине. Жара, стоявшая последние несколько недель, понемногу спадала, но не так быстро, как хотелось бы упарившимся москвичам. Дарина исключением не была.
Стоило створкам лифта разъехаться на втором подземном этаже, как с парковки тут же потянуло блаженной прохладой. Дарина чуть не застонала от удовольствия, подхватила с пола лифта свои покупки и зашагала мимо пустых мест в дальний край парковки. К ее удивлению, автомобилей на стоянке оказалось немного, и она оставила своего ярко-оранжевого «жука» на том небольшом пятачке, где уже стояли несколько машин – но идти до этого пятачка нужно было через всю парковку.
Стиснув зубы, она шагала по полупустому этажу, с наслаждением представляя, как через час будет нежиться вместе с подругами в спа-салоне и попивать шампанское. Что-что, а отдых ей был просто необходим: за две недели она умудрилась провести парочку выставок, заключить три довольно выгодные сделки и объездить почти весь город в поисках картины, которую она по глупости пообещала достать одному особо крупному клиенту.
