17 октября 1851 года
Городской парк в послеобеденное время всегда имел свойство радовать своих гостей яркими красками, пением птиц и журчанием воды в местном фонтане. Красота этого места не тронет сердце только самого частого гостя, привыкшего к открывающемуся пейзажу. Высаженные кустарники туи вдоль парковых дорожек и величественные деревья разных мастей составляли свою атмосферу в этом райском оазисе. Каждая дорожка вела в сердце парка к журчащему фонтану, к которому приложил руку мастер своего дела: мраморные статуи мужчины и женщины, стоящие в центре большого шестиугольника, поднимали руки к небу, придерживая небольшой графин. Из него-то и струилась прохладная вода, издавая приятное журчание.
Споров на тему композиции в свое время было достаточно. Кто-то видел намек на нечто непотребное, кто-то призыв к действию, кому-то же было вовсе безразлично, что хотел показать этим скульптор. Но нашелся умелец, который почти полностью перекрыл все сомнения и споры всего лишь одной фразой: «Здесь нет ни пошлости, ни скрытого подтекста. Здесь открыто говорится о том, что мужчина и женщина только вместе смогут подарить миру красоту и величие через свои благородные поступки». С тех пор разговоры о композиции произносятся тише, либо не здесь.
Поодаль от великолепного произведения искусства у старинного дуба и расположилась миссис Глория Чендлер. После обеда женщина всегда выходила на прогулку по парку, прихватывая из семейной библиотеки пару книг лузарских классиков. Лузари… О, эта страна вызывала у нее восторг. И своей дочери, что сидела в тени дуба, она всячески старалась привить эту любовь. Однако, весьма безуспешно. Молодой девушке не нравилась сама мысль о картавом произношении лузарийского. Мысль, что придется с кем-то беседовать на неудобном языке и вовсе приводила в ужас.
– Вивьен? – позвала девушку герцогиня.
Девушка подняла глаза на мать и слабо улыбнулась. В ее глазах не было интереса с тех самых пор, как Вивьен начала вести дружбу с Шарлоттой Уильямс – ее будто подменили. Изменились интересы, а голова забилась ненужной информацией нового женского движения, в котором женщины требовали больше уважения к своей персоне и расширенного спектра прав, дабы не прятаться в тени мужчины. Миссис Чендлер только высмеивала это движение, считая, что жизнь женщины должна происходить подле мужа. Женщина не должна брать на себя много ответственности, только слегка подталкивать своего мужчину к действиям, иногда переворачивая все так, чтобы мужчина считал, что сам додумался до подобного. Что же до Вивьен – она видела за этим движением будущее. Оттого и нрав ее, и послушание канули в лету. Ох, чертова Шарлотта Уильямс…
Вивьен, опираясь спиной о ствол старого дуба, периодами стреляла глазами в сторону матери. Лузарийская классика не только не приносила девушке восторга, но и клонила в сон. Пробуждение Вивьен и без того было ранним: пение, фортепиано, ненавистный этикет… Она отдыхала только здесь, периодически перелистывая страницы и в голове просчитывая, за сколько сможет прочесть ее. Шальная и достаточно интригующая мысль поселилась в голове девушки: сбежать. В очередной раз Вивьен бросила взгляд в сторону герцогини и, убедившись, что та увлечена чтением, аккуратно, чтобы не побеспокоить матушку, закрыла книгу, после чего, приподняв подол платья, обогнула ствол дуба. Взгляду открылся доселе закрытый взору фонтан, к которому она и направилась, с опасением оглядываясь назад. Исчезновение девушки осталось незамеченным, а потому она скрылась за кустами туи и, прибавив шаг, двинулась вдоль дорожек. Минуты освобождения от материнского взгляда давались нечасто и ненадолго. В желании в очередной раз осмотреть парк, не ощущая слежки, юная герцогиня мечтала о продолжительности данного действа.
