«Нужно торопиться, — твердила я
себе, ускоряя свой шаг и лавируя между домами. — Может быть, хотя
бы сегодня удастся урвать немного еды. А может, и нет, — с грустью
осознала я, смотря, как уезжает повозка помощи».
Похоже, сегодня снова не судьба. Как
будто в насмешку рядом прошла высокая полная женщина с корзиной,
что была доверху набита едой, и сильно задела меня ей, заставив
рухнуть на мостовой настил с тихим «ай». Дама не удостоила меня
даже взглядом, лишь буркнула:
— Что стоишь, неповоротливая дура,
не видишь, я иду.
Потерев ушибленный копчик, я
поплелась в сторону дома. Гул в голове все нарастал и нарастал,
намекая, что сегодня я никуда не успеваю. Боль все сильнее давила
на виски, и, несмотря на ушиб, пришлось перейти на бег. Если я не
хочу упасть и лежать всю ночь на мостовой, то выбора нет.
Остров уже маячил перед глазами,
когда всё в пределах видимости поплыло. Я из последних сил
старалась пройти по тонкой каменной дорожке и не упасть в воду.
Стоило ноге ступить на землю, как в
глазах потемнело, и я рухнула, как подкошенная.
К счастью, до острова добраться
сумела, поэтому сознание вернулось быстро. Остались только слабость
и тошнота. Когда я открыла глаза, уже стемнело и сильно похолодало.
Потирая озябшие плечи, я поплелась к своей лачуге.
Не знаю, как здесь оказалась… Просто
однажды очнулась на прибрежном песке, а в голове пусто: где я, кто
я — ничего не помнила. Волосы шевелились от ужаса. Обойдя остров, я
наткнулась только на старую лачугу, в которой, судя по заброшенному
состоянию, давно никто не жил. Первое время я ждала, искренне ждала
и верила, что меня ищут и вот-вот найдут. Ведь, кем бы я ни была,
кто-то же должен меня искать… Дни шли, и, увы, спасать меня не
спешили. Надежда таяла, голод рос. Фруктов и ягод здесь почти не
было, а ловить рыбу у меня получалось из рук вон плохо. Обходя
остров в очередной раз, я наткнулась на тропинку из камней, что
вела на другую часть земли.
И снова надежды, что те, кто там
живёт, узнают меня или хотя бы накормят. Но и здесь моим чаяниям не
суждено было сбыться. Всё знали о том, что я с Проклятого — как они
его называют — острова. На меня смотрели, как на прокажённую.
Разговаривать никто не хотел, а уж помогать — тем более. Я готова
была взяться почти за любую работу, но никто не желал меня
нанимать. Разве что те несколько неприличных предложений согреть
кровать. Не знаю, как раньше зарабатывала на жизнь, но такие
предложения вызвали только отвращение, и в каком бы бедственном
положении я не отказывалась, всегда говорила «нет». Слышать
комментарии, что «тощей уродине вроде меня радоваться надо, а не
нос воротить», было обидно.
Кроме того, все осложнялось тем, что
я не могла надолго покинуть остров. Не больше нескольких часов.
Потом в голове нарастал странный гул, всё кружилось, и я теряла
сознание. Однажды провалялась так почти всю ночь, не успев
вернуться из деревни. Может быть, никто меня не заметил, может, ещё
что, но никто не воспользовался моим непростым положением.
Поднимаясь в гору к своей хижине, я
размышляла о половине булки и молоке. С одной стороны, голод крутил
живот, с другой — кто знает, когда ещё удастся получить еду. Не
лучше ли потерпеть ещё?
В тот раз еду отдала мне старая
женщина, которой я однажды донесла авоську с кормом для животных и
потом иногда помогала по хозяйству. Но сейчас дела у неё были
плохи: сын не мог часто присылать деньги, его отправили на фронт, а
на свои она сама едва сводила концы с концами. Старушка, конечно,
искренне пыталась рассчитаться со мной, но, видя её бедственное
положение, которое было немногим лучше моего собственного, я не
смела у неё что-то взять.
