Вера достала ключ, и с первой же попытки попала в замочную скважину. Она удовлетворенно улыбнулась, и провернула ключ ровно два раза. Дверь, даже не скрипнув, отворилась, и девушка с достоинством пронесла себя по узкому коридорчику прямо в кухоньку.
Поставила тяжелую сумку на табуретку, и достала оттуда бутылочку коллекционного шампанского «Вдова Клико». Не чинясь, одним движением открыла страшно удивленную бутылку (а не всякий мужик мог таковую с налету открыть) и налила в специально приготовленный еще с раннего утра бокал.
Подняла глаза, посмотрела в зеркало, которое специально тут повесила, чтоб кухонька больше казалась, и чокнулась со своим отражением. Отражение ответило тонким звенящим звуком, и Вера ему отсалютовала.
Вера Петровна Конных происходила из рода зажиточных купцов, которых в годину раскулачивания раскулачили по полной, частью сослав в недра далекой Сибири, где оная часть пропала с концами. Однако под корень вывести род новой власти не удалось.
То ли прадеды молились, то ли местный комиссар дал маху, но род не прервался, а очень даже процветать стал.
Со временем, конечно. По крайней мере, к её бабушке Варваре из самого Петербурга приезжали за племенными жеребятами.
Уж больно хороши были, породы русская верховая караковой масти.
Этакие бело-коричневые красавцы.
Матушка как-то говаривала, что и род спасся благодаря им.
Точнее, благодаря жеребчику Пончо, которого пришлось дать в дар тому комиссару.
На орловщине жили все деды, прадеды.
Вера вздохнула.
Вот права была тётка Катя, соседка. Деньги к деньгам, здоровье к здоровью, внешность… внешность к внешности.
Ну что внешность?
Уродилась Вера в батюшку, рост гренадерский, бедра – всем бедрам бедра, руки могучие как кувалды, и ноги… Длинные, стройные, но вот мускулистые, да. Никакой тебе субтильности.
Батюшка был человек мирный, сложения хоть и гренадерского, но с лицом и душою херувима небесного.
Всё-то матушке прощал.
Верховодила матушка в дому и в конюшнях. Хотя что с тех конюшен осталось, крохи. А после того, как ушла матушка, пережив батюшку вот ровно на полгода, так и вовсе дело зачахло.
Вера вздохнула, вытерла покрасневшие глаза.
Тридцать восемь ей, а все одна и одна. Нет, мужики у ней бывали, как без того…
Вот только ненадолго, эх, ненадолго.
Вера уже год как тосковала без надёжного мужского плеча, без крепкого тела, без бритвы в ванной.
Ей хотелось любви, тепла, заботы.
Да вот пугливые пошли мужики, побаивались такой роскошной женщины. Нежной души, ну вот прям как у батюшки, никак не могли разглядеть.
А Вера была и правда красавица. Глаза карие в пол лица, волос волнистый, пшеничного тона, и коса толстая через плечо. Кожа нежная да бархатистая.
– Правда, – Вера вздохнула – кожа веснушчатая. И голос у меня зычный, командный, вот напасть, – и Вера опять вздохнула.
Она вспомнила своих экс – женихов, и тоска сжала её сердце.
Вера глянула на круглые часы с веселеньким циферблатом, в Праге купленные. Уже десять.
Пора в кровать, вставать-то в шесть.
Вера Петровна работала зам главного бухгалтера в одном ООО, куда попала случайно. У неё оказался математический талант, в дядю-счетовода.
Того на войну не взяли из-за этого таланта.
Кредит с дебитом девушка сводила легко и с удовольствием, да и в разного рода запутанных ситуациях что с налогами, что с филиалами была великая дока.
Девушка отправилась в душ, налила в ладонь любимый гель с запахом лесных ягод, взбила в густую, ароматную пену, и, легко касаясь ладонями тела, одела его невесомой разноцветной шубкой.
Повертелась под упругими струями, гладящими и массирующими кожу.
– И никакого мужика не надо с таким навороченный душем!
Обманывала себя Вера, ох, обманывала, и сама это знала. Тело просило, даже требовало мужской ласки, так, что внизу живота скрутилось и сжималось.
