Когда-то давно в Кухистане
Зимы в горах Эльбурса суровы. У стражника, поставленного при выходе во внутренний двор крепости, давно уже от холода зуб на зуб не попадал. Он так замёрз, что с трудом держался на ногах, намертво вцепившись окоченевшими руками в древко тяжёлого копья, которое служило ему сейчас скорее опорой, нежели оружием. Единственным желанием продрогшего до костей бедолаги было – поскорее смениться и выпить пиалу горячего чая, чтобы хоть немного отогреться… Но нежданно полночную тишину нарушили шаги, гулким эхом отозвавшиеся в пустоте широкого прохода, ведущего из дальних жилых покоев. Кто-то шёл по коридору. Караульный вмиг преобразился – словно старый сторожевой пёс, он стряхнул сонное оцепенение и принялся всматриваться в темноту, силясь разглядеть, кому это вздумалось разгуливать здесь среди ночи? Тусклый свет чадящих факелов, укреплённых на почерневших от копоти стенах, не в силах был рассеять мрак, сгустившийся под низкими каменными сводами, однако потуги бдительного стража оказались не напрасны. Даже при столь скудном освещении он узнал приближающегося человека, а, узнав, немедля склонился в почтительном поклоне и дрожащим, то ли от стужи, то ли от испуга, голосом произнёс приличествующие случаю слова приветствия:
– Мир тебе, милость Аллаха и его благословение, достопочтимый шейх.
Малым детям ведомо, что шейхами уважительно величают людей преклонных лет. Вероятно в любом другом месте подобное обращение к мужчине, едва достигшему двадцатипятилетнего возраста, показалось бы неуместным… В любом другом, но не в Аламуте, ибо человек, шествовавший в сей поздний час по тёмному промозглому коридору, был ни кто иной, как грозный повелитель исмаилитов* Ала ад-Дин Мухаммад. Впрочем, подлинное его имя мало кому было знакомо. Сам он предпочитал скромно именоваться даи имама. Ближайшие сподвижники называли его карающим мечом Аллаха. Всем же прочим он был более известен, как шейх аль-Джебал, то есть старец гор, как в своё время народная молва нарекла устроителя
*Исмаилиты – воинствующая секта шиитского толка, сумевшая в конце XI века создать на территории Персии, захваченной сельджуками, собственное независимое государство, просуществовавшее до 1256 года, когда оно было разгромлено монголами.
единственного угодного Аллаху государства аль-Хасана ибн ас-Саббаха, мир праху его… А потом точно так же стали называть и всех последующих исмаилитских правителей. Оттого-то, теперешнего, седьмого по счёту, властелина Аламута, несмотря на молодость, по-прежнему привычно величали шейхом аль-Джебала и в стенах крепости, и далеко за пределами подвластных ему земель.
Не проронив ни слова, шейх проследовал мимо согбенного воина. Оказавшись под открытым небом, он зябко поёжился на морозном воздухе, плотнее закутался в тёплый халат и, сутулясь под порывами студёного ветра, направился к самой высокой башне цитадели. Блюститель же ночного покоя, не смея поднять головы, опасливо проводил взглядом удалявшегося повелителя до тех пор, пока тот не скрылся из виду, и лишь тогда только распрямил спину, испустив вздох облегчения. Надо признать, что повод для беспокойства у него был, и весьма серьёзный… Нынешний глава исмаилитов вёл жизнь добровольного затворника, предпочитая всему прочему уединение, молитвы и книги. Он почти не покидал своих покоев, лишь изредка выбираясь наружу с наступлением темноты. Если же во время поздних прогулок шейха по крепости кто-нибудь попадался ему на глаза, то бедняга чаще удостаивался тяжёлого взгляда, от которого кровь в жилах стыла, чем доброго слова или благословения. А бывало и того хуже – не прошло ещё и двух лун, как он повелел сбросить со стены нерадивого караульщика, задремавшего на посту и не заметившего его приближения… Сегодня, хвала Аллаху, владыка Аламута не обратил никакого внимания на склонившегося пред ним стража, словно вовсе его не заметил.
