Вертолёт качнуло на посадке, и Елена ощутила твердую поверхность под ногами. Лёд. Только лёд и ветер, режущий лицо до боли. Бескрайняя снежная равнина уходила в горизонт, и казалось, что этот пейзаж был стёрт до белого фона нарочно, ни красок, ни жизни, без единой лишней детали.
Она спустилась по трапу, поправила сползающие очки и в который раз пожалела, что не успела купить новые. Волосы, как обычно, были усмирены и спрятаны под шапку, а пуховик, выданный экспедицией, одинаковый для всех, мешковатый, но практичный, делал ее такой же безликой, как и всех остальных.
– Добро пожаловать в край, где всё ломается, Адлер! – крикнул, перекрывая вой ветра, бородатый техник, встречавший группу. – Особенно нервы!
Елена коротко кивнула, выдавив подобие улыбки. В голове мгновенно пронеслось с десяток остроумных ответов, но вслух не вырвалось ни одного. «Надо было что-то сказать… пошутить как-нибудь», – упрекнула она себя, идя за остальными. Но слова, как всегда, застряли где-то в горле.
Внутри, за тяжелой металлической дверью станции, пахло дизелем, сухим деревом и старыми книгами. Она не знала, почему книги пахнут именно так, но запах был родным. Пока другие громко приветствовали зимовщиков и разбирали ящики, она нашла глазами свой угол. Свет над столом на мгновение мигнул и снова загорелся ровным светом. «Скачки напряжения», – равнодушно подумала она, хотя знала, что последние пару дней это происходило подозрительно часто.
Она достала диктофон. Нажала кнопку.
– Запись один. Прибытие на станцию «Восток-7». Температура минус сорок два. Ветер стабильный. Чувствую себя как в холодильнике с гигантской вентиляцией. Аномалия в секторе С-12 стабильна, завтра выезд на точку.
Она убрала прибор в карман и присела на койку. Металл пружинил под тонким матрасом. Всё вокруг было предельно утилитарным. И всё же она чувствовала странное волнение, похожее на предвкушение.
Где-то за стеной гудел генератор. За окном выл ветер. Спустя час резкий сигнал внутреннего оповещения вырвал Елену из изучения предварительных данных.
– Всем сотрудникам. Общий сбор в кают-компании через пять минут. Повторяю, общий сбор.
Мысль о необходимости социального взаимодействия была неприятнее, чем перспектива провести ночь в палатке при минус пятидесяти. Но протокол есть протокол. Заправив выбившуюся рыжую прядь обратно под бандану, она направилась в единственное по-настоящему живое место на станции.
Кают-компания была средоточием тепла и света. Длинный деревянный стол, несколько стеллажей с книгами и журналами, потрепанные кресла в углу и большой иллюминатор, за которым теперь была лишь непроглядная полярная ночь. Здесь собралось около дюжины человек, зимовщики и члены их новой группы.
Во главе стоял Арис Торн, руководитель экспедиции. Мужчина лет пятидесяти, с выдубленной ветрами кожей и сединой в бороде, он обладал аурой спокойной уверенности, свойственной людям, которые провели полжизни в экстремальных условиях. Его взгляд был острым, как осколок льда.
– Рад видеть всех в сборе, – его голос был низким и ровным, без труда перекрывая гул вентиляции. – Завтра в шесть ноль-ноль выдвигается первая группа. Адлер, – он кивнул в ее сторону, и Елена почувствовала, как на нее устремились все взгляды. – Вы и ваша аномалия, наш главный приоритет.
Рядом с Торном сидел доктор Кенджи Танака, ведущий геофизик. Он сцепил тонкие пальцы в замок и с вежливой улыбкой посмотрел на Елену.
– Арис, мы все еще называем это аномалией? Мои сейсмографы молчат как партизаны. Никакой тектонической активности. Возможно, это просто уникальное электромагнитное искажение. Помехи.
Кенджи всегда был скептиком. Аккуратный, педантичный, он верил только в те данные, которые мог объяснить тремя разными способами. Идея Елены о "чужеродном сигнале" казалась ему ненаучной фантастикой.
