Красное солнце сгорает дотла,
День догорает с ним,
На пылающий город падает тень.
Виктор Цой
И мечом, и всем достоянием своим послужу
честно и грозно, воистину и без обмана,
как достоит верному слуге светлой милости твоей…»
Так ручались в клятвенных записях.
Светало. Тонкий серп молодой луны почти не освещал землю, его свет, холодный и бледный, с трудом отвоевывал у ночи только серые квадраты пятиэтажек центра. И не было черноты более черной чем в их тени. Дальше мир терял очертания, растворялся в серой, таинственной массе; далеко на горизонте, постепенно проявлялись, словно на фотопленке, серые столбы труб ГРЭС. Ветер, настоянный на ароматах лопнувших почек и горькой степной пыли, пронзительно завывал, словно умирающий зверь, тащил по пустынным улицам оставшийся после зимы мусор.
Все, как всегда. Вселенной и дела нет до мелких желаний и горделивых намерений возомнившего себя владыкой маленькой, пыльной планеты человека.
Город в тихой излучине реки Вельки основали еще первые русские поселенцы на границе с бескрайними степными просторами. Он безмятежно дремал, когда, безжалостно разрывая в клочья предрассветную тишину, раздался вопль, резкий, полный тревоги и угрозы. Похожий на ужасный темный крик смертельно раненого зверя. Вопль, словно смертный грех, рвал на части душу, испещряя ее промоинами страха и опасности.
Вопль плыл и плыл в прозрачном и теплом воздухе – весна 203… года выдалась дружная и жаркая – на удивление старожилов в конце апреля температура почти достигала двадцати градусов. Звезды – ледяные драгоценности в устрашающей космической тьме с изумлением всматривались в Землю. Откуда этот совершенно неуместный вопль? А он все плыл и плыл над пустыми и грязными улицами, где только изредка прошуршит шинами патрульный автомобиль полиции, над остывающими стенами непроглядно черных лабиринтов пятиэтажек центра и частными домами окраин; над дымящимися трубами ГРЭС.
Вопль плыл, словно глашатай судьбы.
В едва освещенной пробивающимся сквозь шторы светом уличного фонаря комнате мерно дышал спящий человек – Егор Петелин. Это был довольно высокий молодой человек; короткий ежик густых русых волос, тонкие усики, которые еще только начали формироваться в настоящие, мужские усы.
Вчера, пока добрался от аэропорта в родительский дом, пока посидели за рюмочкой самогонки– ее гнал на продажу сосед, с папой за разговором о жизни и планах на будущее. Мама и младший брат ушли спать. А старшие Петелины легли далеко за полночь. Отец даже о политике пытался говорить, пока сын не признался, что ненавидит ее до тошноты.
Егор зачмокал по-юношески пухлыми губами, что-то забормотал, вздрогнул и с трудом разлепил веки. «Так… а где я?» Сквозь плотные шторы пробивался тусклый свет уличного фонаря, выхватывая заваленный книгами письменный стол, поблескивала лаком дверь шкафа, углы комнаты тонули в полумраке. Спустя миг пришло понимание – в отпуске, в гостях у родителей. В детской все по-старому, как и почти год тому назад, когда приезжал на месяц после выпуска из Краснодарского высшего военного авиационного училища.
Спать хотелось, словно после бессонного наряда.
С силой провел холодной ладонью по лицу, зевнул и бросил беглый взгляд на тускло поблескивающий в свете полной луны квадрат электронных часов на стене. Хлопнул глазами. Четыре часа утра! Сколько? Черт! А днем ехать в часть, на службу – начальство досрочно отозвало из отпуска. И чего проснулся в такую рань? Стоп! А что это за звук? Приподнялся на локте и повернулся к окну. Звук исходил именно оттуда.
Поднялся с продавленного дивана, на котором спал в детстве. Мимо письменного стола, все царапины которого знал наизусть со школьных времен, тяжелой со сна походкой подошел к окну. Ламинат холодил босые ступни. Сдвинул в сторону стул с небрежно брошенной одеждой и отдернул штору. За мутноватым после зимы окном увидел в свете фонаря привычную картину: соседняя обшарпанная пятиэтажка, от нее тянулась по земле непроницаемая для слабого человеческого зрения угольно-черная тень. Нигде ни души. Только кое-где в окнах загорелся свет.
