Москва, НИИ Квант, 10 октября 2026 года
– Множественность миров Эверетта… – профессор сделал паузу, потом начертил на доске формулу и строгим взглядом окинул аудиторию. – В квантовой механике это всего лишь одна из интерпретаций. Сегодня мы будем говорить о ней.
Теория многомировой интерпретации Эверетта в графике лекций профессора Громова занимала всегда особое место. Ей были посвящены четыре академических часа, и, когда доходила до них очередь, Лев Николаевич наслаждался. Наслаждался не тем, что рассказывать приходилось о чём-то ему особенно интересном. Нет. Эверетта профессор ценил не столь высоко, как Нильса Бора, и сам придерживался копенгагенской интерпретации, впрочем, как и большинство коллег теряясь на отдалённых рубежах понимания тех законов, которые предлагала бесконечная вселенная, состоящая из таких же бесконечных своих вариаций. С излишним теоретизированием в этой области следовало быть аккуратней, чтобы не стать непонятымкак-то неправильно. Непонятым следовало быть в рамках успевшей сложиться в строгих научных кругах традиции. Однако и у таковой имелись свои варианты. В общем, любил Эверетта профессор не за то, что тот позволил параллельным мирам существовать независимо от любопытного наблюдателя, а за то, что на этой скользкой почве можно было вволю поизголяться над особо доверчивыми студентами. Те в силу своего молодого азарта всегда норовили выскочить за рамки утилитарной науки, и Льву Николаевичу нравилось возвращать их в реальность. Разумеется, он ещё помнил и себя таким же молодым и дерзким. Помнил, что был, как и они, мечтателем, верившим, что вот-вот наука откроет для человечества что-то важное, нечто такое, что позволит ему отныне и навсегда забыть о болезнях, о страдании и о смерти… Но это «вот-вот» каждый раз, как радуга, удалялось за горизонт, а страданий становилось, напротив, только больше и больше. Словно множились исключительно те миры, в которых царило зло, а всё доброе схлопывалось и переставало существовать.
– В отличие от традиционной копенгагенской интерпретации, – продолжил профессор, – Эверетт предположил, что все возможные исходы квантового события реализуются, но в разных параллельных вселенных. Например, в известном вам эксперименте с котом Шрёдингера обе версии реальности существуют, несмотря на то, что вы здесь и сейчас становитесь очевидцем только одной из них. Где-то там, в другом мире, есть иной вы, обнаруживший кота в состоянии противоположном. Каждое квантовое событие с несколькими исходами создаёт новые ветви реальности.
Профессор снова начертил на доске формулу:
∣Ψ⟩=∑ci∣ψi⟩⇒Мир1,Мир2,…
– Мы существуем в бесконечном числе версий, – добавил он. – Где-то есть мир, в котором динозавры не вымерли, а Советский Союз победил в холодной войне.
Аудитория начала оживляться.
– Значит, – предположил один из студентов, – нет «главной» реальности и все миры равноправны?
– Если следовать интерпретации Эверетта, то именно так.
– А как же энергия? – воскликнула другая студентка, девушка по имени Вероника. – Разве энергия может делиться бесконечно? Это нарушило бы законы термодинамики.
Лев Николаевич начертил ещё одну формулу:
E=i∑Ei
– Энергия, – сказал он, – внутри каждой ветви сохраняется. Ветвление – это не копирование, а разделение вероятностного пространства.
– Звучит как научная фантастика, – вполголоса заметила Вероника.
– Физик Дэвид Дойч говорил: «Квантовая механика – это фантастика, которая оказалась правдой». Проверьте опыты с интерференцией частиц – там уже видны следы «альтернативных версий» реальности.
– А возможно ли доказать, – вступил в обсуждение третий студент, – что другие миры существуют?
– Пока мы можем сказать только одно, – развёл руками профессор. – Уравнения работают так, будто эти миры есть.
