Вступление.
Я тут обнаружил, не так давно, что мы с Веничкой Ерофеевым, оказывается, стремились попасть в Петушки практически в одно и то же время. И не просто стремились, а изо всех сил стремились. Это было в 1969 году. Такое вот случилось тогда совпадение.
Эту свою попытку, завершившуюся неудачей, Ерофеев мастерски запечатлел в своей бессмертной поэме «Москва – Петушки». Ему, как известно, попасть в Петушки так и не удалось. А мне в том же году удалось. Хотя, если вдуматься, всё должно бы было выйти как раз наоборот. Веничка Ерофеев к тому времени – тридцатилетний здоровый мужик, мне же восемь лет, и я никогда ещё никуда не ездил самостоятельно. Казалось бы, что сложного для взрослого человека на пригородной электричке доехать до конечной станции?! А не случилось. А вот мне – это как-то тогда удалось проделать.
Я тогда закончил первый класс и тоже больше всего в жизни стремился попасть в Петушки. Я так этого хотел потому, что с пелёнок вырос в Петушках, у бабушки с дедушкой. Ближе к школе родители меня забрали, но домом для меня всё равно оставалась петушинская изба, и мне никуда на свете так не хотелось попасть, как в Петушки, в то же самое место, куда намеревался добраться и Веничка Ерофеев. Судя по всему, это происходило в то же самое время.
Родители мои работали, а на выходные брали дежурства, они были врачами. Везти меня было некому, но я после завершения учёбы ни дня не соглашался оставаться без своих Петушков. Моя жизнь была там. Делать было нечего, переступив через свои родительские чувства, родители отпустили меня одного. Было страшновато, это было первое в моей жизни путешествие в одиночку по взрослой настоящей дороге.
Мне предстояло одному доехать на автобусе до станции, купить в кассе билет, сесть на электричку, доехать на ней до Москвы, до Белорусского вокзала; на привокзальной площади постоять в очереди и сесть в такси, сказать, что мне до Курского вокзала, на вокзале снова купить билет, теперь уже до Петушков, посмотреть расписание и номер платформы, сесть на электричку, не проспать и выйти в Петушках, доехать до дома на автобусе, а нет автобуса – дойти пешком.
Весь план путешествия, со всеми инструкциями, мама подробно записала на листочках и в двух экземплярах: один был у меня в кармане, другой – в чемодане. Чемодан мне собрали приличный, с одеждой на лето и с гостинцами для бабушки. Мама отдала мне свои старые часы, и меня отправили в путь. Думаю, мама до последнего надеялась, что я струшу и откажусь ехать, но желание снова оказаться в Петушках пересилило, видимо, страх. Я поехал.
Больше всего я боялся, что в Москве не получится сесть в такси. На этот случай мне мама написала инструкцию, как ехать на метро. Я её плотно сложил и всё время держал в кулаке. Не знаю отчего, но метро вызывало во мне какой-то просто мистический ужас. Я не понимал тогда, как вообще можно найти дорогу под землёй. Как можно было куда-то добраться по буквам, цифрам и схемам, было для меня так же непостижимо, как впоследствии было непостижимо, как лётчики летают над облаками по приборам. Если они это делают, значит, это можно, но я ни того, ни другого не умел. Для меня самостоятельная поездка на метро представлялась чем-то сродни самостоятельному полёту за штурвалом настоящего самолёта.
До Белорусского вокзала я добрался благополучно. Это меня весьма воодушевило. Даже если бы пришлось вернуться, теперь уже можно было бы говорить, что я сам ездил в Москву. Правда, там же, на платформе пригородных электричек я сделал неприятное для себя открытие: мой чемодан со временем становился всё тяжелее. Рука у меня начинала болеть и обрываться от тяжести. И перехватывать руку было неудобно, в другой руке была зажата жизненно важная инструкция. Зато тогда я понял, что главный враг для путешественников с чемоданами – это лестницы.
